Встала, вытащила из-под лавки сундук со своими простыми платьями и сорочками, выложила их на лавку, а в сундук сложила книги да шкатулку с подарками кнесенки, да князя, на именины. Сережки жемчужные, пояс бисерный, да гердана с рунами Макоши. Кнесенка сама мне их плела, этим они мне особо ценны были. Сохраню на память, о добрых ко мне людях. Вряд ли, я их еще когда-нибудь увижу.
Еще, в шкатулке лежала брошь из бирюзы, мне ее однажды, ныне уже почившая княгиня подарила, со словами, что когда-то эта брошь, моей матери принадлежала. Якобы папа ей ее подарил, и мама ей очень дорожила.
Мне тогда восемь лет было. Взяв брошь в руки, я не почувствовала от нее родного тепла. Моя мать ее точно никогда в руках не держала, но брошь я взяла с благодарностью. Ничего княгине не сказав, рассудив, что матушка-княгиня поддержать меня хотела. Отдав вещь якобы от матери.
А еще, в шкатулке, лежало колечко серебряное, мне Михал лично его изготовил. Звездой Лады украсил. Вот его точно, пуще глаз своих беречь буду. Единственное, что там будет давать мне силы жить.
— Тебе бы в баньку на дорожку то, — вздохнула Рада.
— Уезжаем, меньше, чем через час уже. Не до баньки, — горько вздохнула я. было бы не плохо, хоть как-то время потянуть, а мне б к волхвице нашей сбегать, может подскажет чего. Если уж не как избежать нежеланного союза, то хоть как выжить в чужом краю.
— Словно вор с добычей убегает, иноверец проклятущий, — проворчала Рада, насупившись.
— Он хоть красивый?
— Холодный как полоз болотный, — я невольно съёжилась.
— Потрогала уже? — выпучилась Рада.
— Я про глаза.
Не зная, чем себя занять, я села. Затем встала и принялась мерить комнатку шагами.
Никак не верилось, что происходящее со мной, правда, а не сон. Еще ложась с Вечера спать, я и подумать не могла, что меня заберёт в чужой край, чужой и такой страшный мужчина, да еще в качестве своей нареченной. Супротив воли моей.
— А правду сказывают, что он в змея крылатого оборачиваться может? — тихонечко спросила Рада, и взвизгнула, испугавшись настойчивого стука в дверь.
— Входи! — крикнула я, ожидая увидеть кого-то из челядников.
И на пороге действительно замерла насмерть испуганная Яринка. С нарядным красным, вышитым серебром, платьем в руках.
— Тебя жених, к столу требует. Праздновать обручение, — заикаясь пролепетала, вусмерть перепуганная девчонка.
Мара — У древних славян, богиня смерти.
Гердана — широкое украшение на шею, с тем или иным рисунком, сплетенное из ниток, либо из бисера.
Макошь — У древних славян, — богиня, что придет каждому из людей ниточку судьбы, делает она это вместе со своими дочерьми, Долей и Недолей.
Купала — летний праздник славян. года молодеж выбирала себе пару.
Глава 3
— Чего ж ты бледная такая, словно он меня зажарить приказал?
— А кто его знает! Может и прикажет! Сидит там вроде и живой, а глазами то мёртвый давно уж.
Мне осталось лишь горько вздохнуть.
— Значит, не показалось мне.
— Не показалось. Сидит, вино одно хлещет, к еде и не притрагивается. Вот увезет тебя еще не венчаную, а что по дороге с тобой сделает, только он один и знает. Никто за тебя с него и не спросит.
Сиянка всхлипнула и вытерла слезинку.
— Молчи, дуреха! — прикрикнула Рада. — Переодеться помоги лучше.
Девушки быстро меня переодели, нашлись и сапожки, и очелье каменьями изукрашенное, сережки из крупного морского жемчуга. Все красивое, дорогое и редкое, но меня ничуть не радовало это. Все чужое телу моему, сути моей. Чувствовала себя актеркой в потешном театре, которую хозяин заставляет играть нужную ему роль, потому что сама я, ему нисколько не интересна.
Все с себя сорвать хотелось, под лавку забиться и одеялом укрыться, чтобы не трогали. А еще лучше к Михалу бежать, а вместе с ним в леса дремучие. Да хоть в навьих болотах сгинуть с любимым, мне сейчас милее, чем уехать с чужим, нелюбимым, странным таким.
Да только без толку все. Не спасет меня Михал. Драться кинется, погибнет, в болота убежим, так маг прогневится и вполне может все княжество вырезать. Ни в чем неповинный люд погибнет. От младенцев до старцев. Не присуща магу жалость, а значит, и выбора у меня нет.
Увы, не только за себя отвечаю.
Тяжко выдохнув, пошла уверенной походкой в залу приемов. Челядь носилась по коридорам как ужаленная, но несмела и слово вымолвить, а на меня теперь все смотрели со страхом, шарахались даже, как будто у меня голова теперь змеиная. Теперь и я для них чужая. Позабыли уже ту Марту, с которой еще с утра хлеб делили. Бояться немилости мага и всех богов молят, чтобы мы поскорее убрались отсюда.