Я с раздражением посмотрела на них и подкурила вторую сигарету. Это свекровь могла позволить себе вырубиться, я же такой роскоши была лишена.
– А что-нибудь новое ты можешь сказать? – рыкнула я.
– Там есть след. Остаточный, но более-менее свежий. – Марк, покосившись на выпавших из разговора родителей Игоря, подошел к столику, где дежурно стоял графин с виски, и налил себе полстакана. – Я предположил, что ты захочешь сама…
– Да, я хочу! – оборвала я, потушив остаток сигареты в забитой окурками пепельнице.
Жаль, что я сразу его не заметила. Столько времени было потеряно. А вдруг Игорь все-таки жив? Возродился, переродился, стал зомби – по фиг, но жив. Он, наверное, напуган, дезориентирован, растерян и вообще.
– Миша! – позвала я, выглянув из гостиной.
Брат был наверху с девочками, и он был единственным, с кем они разговаривали.
Я не пустила их на кладбище. Не хотела, чтобы дети видели отца таким, и они сердились, что я не позволила им попрощаться с ним, и второй день отказывались выходить из своей комнаты.
Стыдно признаться, но я даже не знала, ели они или нет.
– Нина, послушай… – Марк поставил пустой стакан на столик и осторожно заглянул мне в глаза. – Не делай поспешных выводов.
– Я не делаю поспешных выводов, – ответила я, нетерпеливо поглядывая на лестницу. Брат не спешил спускаться. – Я просто хочу понять, что произошло.
Миша, наконец-то, спустился. Он выглядел уставшим.
– Ты звала? – тихо спросил он, поглядывая наверх. Должно быть, девочки уснули, и он опасался, что они могут проснуться от наших громких голосов.
– Мне нужно отлучиться ненадолго. Сможешь присмотреть тут за всем, пока… – Я замялась, вопросительно посмотрев на Марка. Последний согласно кивнул. – Пока нас не будет? – Брат насторожился.
– Что-то случилось? – спросил он, подозрительно осматривая мой внешний вид, который осудил бы даже отпетый бродяга.
Я развела руками, не зная, что ему ответить. В своем горе я застряла на стадии отрицания, но после обнаружения пустой могилы, вообще не знала, как назвать то состояние, в которое перешла. Тихий дурдомчик, наверное. Или же кошмар наяву.
– Просто присмотри за всем.
Я обернулась на родителей Игоря, снова впавших в прострацию. Миша проследил за моим взглядом и понимающе кивнул.
– Спасибо. – Я попыталась улыбнуться, но лицо стянула засохшая грязь.
С улицы донеслись раскаты грома, и дождь звонко забарабанил по оконным отливам. Пробки выбило, и в доме воцарилась непроглядная тьма, нарушаемая лишь редкими вспышками молний.
Внутри меня зашевелился зверь. Мышцы напряглись, и я почувствовала, как рядом со мной напрягся Марк.
Казалось бы, это была всего лишь гроза, но что-то неуловимо и неосязаемо просачивалось в дом, проникая под кожу, покрывавшуюся мурашками, и шум дождя, звучавший, как затихающая струна бас-гитары, вынуждал волосы на затылке становиться дыбом.
– Иди к девочкам, – тихо сказала я в сторону двух светящихся желтовато-зеленых глаз брата. – Оставайтесь там, пока я не разрешу выходить.
Светящиеся точки задвигались, и брат поспешил наверх.
Из гостиной полился свет от огненного шара в руках Юрия Максимовича. Свободной рукой он обнимал жену, настороженно оглядываясь по сторонам. Несмотря на горе, он тоже почувствовал чужеродное проникновение.
Ног коснулась мягкая шерсть Севера, тихо поскуливающего и нерешительно вилявшего хвостом. Я оттянула его назад за ошейник, и он послушно, хоть и с тем же поскуливанием, ушел в свое укрытие под лестницей, где так же пряталось и кошачье семейство.
Марк усиленно втягивал воздух, пытаясь уловить запах непрошенного гостя. Глаза его светились и из груди глухо вырывалось предупреждающее рычание.
Вспышка молнии блеснула со стороны оранжереи и, в ее мимолетном свете на фоне окна, заменявшего стену, среди цветочных горшков проступил силуэт. Осколок льда, в который превратилось мое сердце, оживленно забился.
Марк, уловивший что-то из запахов, сменил предупреждающее рычание на угрожающее и попытался меня удержать, но не смог, и мои босые ноги уже ступали по ледяному полу оранжереи.
– Игорь!? – тихо позвала я.
Это был он. Я чувствовала запах кладбищенской земли, но в нем также пробивались и нотки столь любимого и знакомого мне человечка, которого я бы ни с кем и ни с чем не спутала.
Я подошла совсем близко, и очередная молния осветила его бледное, ничего не выражавшее лицо.
– Родной, – прошептала я, касаясь его холодной руки, костяшки на которой были сбиты и покрыты засохшей кровью. – Ты дома.
– Дома… – хрипло повторил он, всматриваясь в мое лицо и неуверенно перебирая мои пальцы.