Долго не мог согреться на солнце Роман. Холод, пробиравший его, шёл из самого сердца. Друзья уверяли его в том, что его вины не было, что даже если бы они не поехали в поисках лучшей жизни в Александровскую слободу и не получили бы задание отыскать Сашу, это всё равно случилось бы.
- Просто вместо нас был бы кто-то другой, - заключил Димитрий.
- С тобой у неё есть шанс. Есть... выбор, - добавил Афоня.
Так-то оно так, и Роман это понимал, но на душе всё равно скребли кошки.
Хорошо было монахам, им хоть заняться было чем. Даже Афоня с Димитрием нашли себе занятие, присоединившись к молоденьким пышногрудым девчонка, собирающим яблоки и другие дары земли. Роман же промаялся весь день, бесцельно бродя по пристанищу.
Тихой была ночь и лунной, как и все предыдущие и все последующие. Тёплый ветер лениво шевелил солому, вылезшую из-под перины. Снаружи послышался шум, и Роман поднял голову. За окном сверкнули зелёные глаза. Роман встал и подошёл к окну, но она уже отдалялась, время от времени оборачиваясь. Роман последовал за ней.
Возле фонтана было ветренее, и её волосы развевались, отливая в лунном свете приятным зелёным цветом. Он обнял её и прижал к себе. Саша обвила тонкими руками его талию и уткнулась в грудь холодным носом.
Ощущая её сердцебиение, Роману стало больно: не за себя, а за неё. Каково было ей осознавать, что для кого-то она была лекарством, которое хотели буквально вырезать из неё, знать, что кто-то хочет владеть её душой, её телом? Было ли ей страшно, но она это не показывала? Была ли она в гневе и страха не испытывала? Об этом её сердцебиение не говорило. Возможно, она сама ещё не решила, но и об этом оно тоже молчало.
- 15 -
Просыпаться совсем не хотелось. Прикосновения его обнажённого тела к её были приятными. Рядом с ним ей было так спокойно. Страхи, тревоги, горести, печали - всё отступало, и в темноте ей виделись совсем иные картины, чем прежде.
В перерывах между поцелуями, он шептал ей, что построит для неё избу, и не какую-то там избу, а Избу всем на зависть. Возведёт он её в тихом красивом месте на берегу реки или озера, и каждый день вплоть до самого конца будет наполнен счастьем.
Саша ему верила. Она даже видела это - избу на берегу, детей, ловящих рыбу, его, колющего дрова, себя счастливо наблюдающую за этим.
Эта жизнь, это будущее - они были совсем близко. Стоило протянуть руку, и пелена времени опадала, делая будущее настоящим. Но каждый раз, когда она протягивала к нему руку, на её пути возникал орден во главе с его лидером, и каждый раз оно отдалялось, затягивалось густым чёрным дымом.
И тогда Саша понимала, что пока орден будет существовать, пока его лидер будет жить, счастливого будущего не будет ни для неё, ни для Романа, ни для кого из тех, кто хоть как-то связан с ними, и это разрывало её сердце на куски.
Дни пролетали незаметно, и Саша задумывалась, сколько же прошло времени на самом деле с тех пор, как она вернулась в пристанище, ведь время в нём текло совсем не так, как за его пределами. Возможно, уже пришла весна, и сходивший под солнцем снег давал людям надежду, что чума ушла, что год будет урожайным и голоду и другим бедам наконец-то придёт конец.
С тоской Саша думала и про брата. Мишенька ведь так любил весну. К горлу подступил комок, и Саша схватилась за горло, чтобы его удержать.
- Ай! - Яблоко больно ударило её по голове. - Ваня, ты чего? - сердито крикнула она, вглядываясь в густые ветви яблони.
- Не спать! - крикнул ей Ваня, высовываясь с самых верхних веток дерева, и кинул ещё одно яблоко.
- Ну, подожди! - пригрозив рыжему-бестыжему помощнику пальцем, крикнула она. - Слезешь ты! - С верхних веток послышался смех, и она готова была поспорить, что в данный момент он показывал ей язык.
Внезапно листья зашелестели. Налетевший неизвестно откуда ветер растряс ветки, и яблоки посыпались дождём. Саша не знала, что ей делать: беречь голову от яблок или не жалеть головы и ловить Ваню.
Где-то над головой раздался крик, но был он не Ванин. Гигантская тень проплыла над яблоневым садом. Крик тот был воинственный, бесстрашный, предупреждающий.
Чёрный кот с серой подпалиной на груди мчался от жилых помещений. Вдоль позвоночника пробежала дрожь и Саша, опустившись на четыре лапы, побежала ему на встречу.
Со всех сторон сбегались двоедушники, принявшие звериные обличия. Монахи собирали детей и уводили куда подальше.
Тень зависла между садом и домами, и в кольцо из двоедушников плавно опустилась птица. Узкие клиновидные крылья поднимали столбом пыль. Чёрная шапочка венчала её голову. Серые перья с оттенками рыжеватого цвета красиво играли на солнце. Птица издала ещё один клич и склонила голову на бок. Лёгкое свечение охватило его пёстрое тело, и вместо птицы появился молодой парень.
- Сапсан! Сокол ясный! - К нему на встречу вышел брат Иннокентий. Молодой человек ему низко поклонился.
- Монгол? - Из-за спины монаха в недоумении выглянули Афоня и Димитрий. - Дружище, что ты так пугаешь народ честной-то?
Монгол виновато огляделся по сторонам. Большинство двоедшников уже поняли, что угрозы нет, и приняли человеческий облик, но не все: Тимофей всё так же стоял в стойке, с ощетинившейся морды стекала слюна и из пасти вырывалось глухое рычание.
- Серьёзно, брат, хватит уже, - сказал ему Афоня. - Он свой.
Тимофея это не впечатлило, и он зарычал ещё громче.
- Тимофей! - Навстречу молодому стрельцу вышла Саша. - Сказали же тебе: он свой!
Саша, если честно, была ещё в большем недоумении, чем Афоня и Димитрий, которые уже давно знали, что Монгол не обычный человек. Они-то хоть знали, но просто не представляли, как это выглядит, а вот Саша и вовсе не знала, и даже не подозревала.
- Неожиданно как, - улыбаясь, она обняла его. Всё-таки это была приятная неожиданность.
- Так и знал, что ты будешь удивлена, - ответил он не в свойственной себе дружелюбной манере.
- Ты руки-то убери! - Монгол засмеялся и высвободился из Сашиных объятий.
- Даже и мыслях не было. - Он пожал руку подоспевшему на шум Роману.
- Так уж и не было, - укорил его тот.
Радостной была встреча, но, в то же время, навевала тревожные мысли. В последнюю их встречу, когда они покидали Александровскую слободу под поровом ночи, Монгол оставался, чтобы быть "глазами и ушами", и то, что он был здесь, свидетельствовало о том, что ему было, что рассказать об увиденном и услышанном.
- Братья твои в порядке? - спросил Роман.
- Да, они в безопасности, - ответил Монгол. Пламя от костра разгорелось от подброшенных братом Иннокентием сухих веток и испустило приятный древесно-яблочный аромат.
Чтобы не будоражить народ, ещё не отошедший от столь яркого появления гостя, принято было решение отложить разговор до ночи, когда обитатели пристанища будут спать.
В свете костра причудливые тени ползли по лицам, собравшимся вокруг, и тревожное предчувствие чего-то грядущего отражалось на каждом из них.
- Когда вы ушли, какое-то время всё было спокойно. На рассвете пошёл снег, и все попрятались, а потом ближе к обеду раздался крик, да такой, что у самых смелых воинов кровь застыла в жилах. Все постройки ходуном заходили. Лошади, сбежавшие из разваливающихся конюшен, метались, как ненормальные. Люди высыпали на улицу, спасаясь от обрушенных крыш. Небо почернело, но тучи не были тучами. Они были, как дым, и живые, и я готов поклясться, что у них были глаза - красные, как кровь.
- Он был, - с уверенностью заявил брат Иннокентий. Яблоко, которое он пытался запечь, почернело у упало прямо в костёр. - Точно он. Теперь он так выглядит. Без души он не может в полной мере превращаться и существовать, как живое существо.