— Мне угрожала гибель, — Луарра развёл руками. — Жрецы из окружения твоего папаши раскрыли наш заговор и шли по пятам. Я должен был убедить преследователей в том, что уже не опасен. А это могло сработать в единственном случае: если бы все поверили в то, что я — мёртв. К счастью я предвидел подобный вариант, поэтому успел загодя приготовить двойника. Почти безмозглая копия, но её оказалось вполне достаточно. И да, разве ты не рада тому, что я остался жив?
Вся эта речь прозвучала очень гладко, логично и понятно. Чересчур гладко, для правды. Обычно именно так звучит тщательно загодя приготовленная легенда. И почти всегда — это откровенная ложь. Но я не мог обвинить Луарру во лжи. Во-первых, потому как не имел доказательств противного, а во-вторых, любое слово против прозвучало бы как обычная предвзятость к сопернику.
— Ну, — Луарра вновь широко улыбнулся. — Муа, девочка моя!
— Я не знаю, — девушка откинулась на спинку стула и закрыла глаза. По щекам бежали слёзы.
— А я знаю, — гость посмотрел на меня. — Мне нужно кое-что сказать ей с глазу на глаз. Позволишь?
Я отлично понимал: стоит им оказаться наедине и Луарра сумеет уговорить Муаррат. Я уже успел понять, что прежде этот мужчина фактически контролировал Муа, так что вряд ли она сумеет сопротивляться своему бывшему любовнику. Я всё это понимал, но…
— Хорошо, — глухо сказал я. Иван покачал головой, тяжело вздохнул и опустил оружие.
— Замечательно. Девочка моя, думаю у тебя здесь имеется собственная комната? — Муаррат кивнула. — Тогда давай пройдём туда, и я кое-что тебе расскажу. Это очень важно, поверь.
И они вышли. Однако, перед тем как покинуть комнату, Муа обернулась. Она закусила губу, а в глазах плеснуло такое отчаяние, будто девушка собиралась броситься в бездну. В ту, куда уже стремительно падал я сам. И всё, шаги и щелчок щеколды.
Вера тоже поднялась и направилась к выходу. Но возле меня остановилась и тяжело посмотрела в глаза.
— Тряпка! — презрительно сказала сестра. — И запомни, если первый раз ты был не виноват, то сейчас — на все сто.
— А что я должен был сделать? — глухо спросил я. — Остановить её? Силой заставить остаться со мной?
— Да! — выдохнула Вера. — Потому что иногда так нужно. Иногда не стоит давать человеку делать выбор, потому что он совершит непоправимую глупость, а после вы оба будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Боже, Саша, какой ты дурак!
И вышла.
Я почти упал на стул. Посмотрел на револьвер в руке и положил оружие на стол. Внутри всё сделалось черным черно и холодно, как в самую лютую зиму.
— В детстве, — тихо сказал Иван, — мама рассказывала мне одну сказку. Скорее всего она сама выдумала эту историю, потому что больше я её нигде не встречал. Однако она так врезалась в память, что когда у меня приключилась белая горячка, образ из сказки перешёл в бред.
— Про ведьму? — спросил я. Мне было всё равно.
— Да, — Иван вздохнул. — Однажды среди людей жила добрая колдунья, которая старалась всем помогать. Творила волшебство, от которого исполнялись все желания, а дела делались правильно и быстро. Но однажды колдунью оговорили и глупые люди решили её убить. Они напали на неё и заживо похоронили. Но колдунья не умерла, а лишь озлилась на весь человеческий род. Теперь это была злобная ведьма, мстящая людям. С той поры и до наших времён колдунья поёт жуткую песню, бьёт в бубен и грызёт корни мира. Эта ведьма — надежда. Когда мы надеемся, мы позволяем ведьме грызть корни нашей жизни, нашего мира. Чем больше надежда, тем быстрее рвутся корни. А после — бац: человек падает и расшибается.
— К чему ты это? — голова совсем не соображала.
— Живи сейчас, борись сейчас, не отступай. Не нужно жить надеждой на лучшее завтра — упадёшь и разобьёшься.
И якут тоже вышел.
Я остался один, сидел и думал. Что делать? Права Вера, если я потеряю Муа, то исключительно из-за собственного дурацкого благородства. Я же точно знаю, что ей будет плохо с этим гадом.
Что ей…будет плохо.
Ей уже плохо! Я это ощущал совершенно отчётливо, точно услышал зов о помощи.
Не колеблясь более ни мгновения, я вскочил на ноги и выбежал в коридор. Из-за двери в комнату Муа доносилась какая-то возня, а после — неразборчивый возглас и хлёсткий звук удара. Твою мать! Я пнул дверь, и она с громким хрустом распахнулась.
Обнажённый до пояса Луарра стоял возле кровати. Одну руку он держал поднятой для удара, а второй удерживал Муаррат за волосы. Девушка стояла на коленях и растрепавшиеся светлые пряди скрывали опущенное лицо. Рубашка разорвана так, словно одежду пытались сорвать. Луарра уставился на меня, и его физиономия перекосилась. Муа подняла голову, и я увидел красное пятно на щеке. Ах ты урод!