Она вот-вот умрет. Всё, конец. Последняя строчка в ее невеселой жизни.
"И вот ее казнили..."
Твисс нервно облизнула полные губы.
Толпа внизу казалась безликой. Тусклые рожи. Серые колодообразные тела, пар, валивший из подмышек. Утро выдалось холодным... Уродливые женщины смеялась, тыкали в ее сторону пальцами. Подслеповатый старик щурился, пытаясь ее разглядеть. Кто-то громко ссорился, расталкивал соседей локтями, жрал. Поганцы... Как вы ко мне - так и я к вам.
Твисс скрипнула зубами.
- Портила скот, морила урожаи, вызывала засуху, молилась болотным духам, наводила порчу, поминала демонов, клялась, богохульствовала, летала на метле... - монотонно перечислял ее грехи экзекутор в белой альбе.
Надо успокоиться. Твисс попыталась отрешиться от происходящего. Глубоко вдохнула. Она была ведьмой; однако слабой, слишком слабой. Будь Твисс и вполовину такой жуткой, как описывал экзекутор - смела бы всех, и выкупалась бы в крови этих хорьков.
Руки ей стянули сырой веревкой. Затянули неудобно, неприятно; так ее перекрещенные кисти жестко упирались в лопатки - больно и, главное, унизительно: чтобы хоть как-то удержаться на ногах, приходилось сильно склоняться вперед и вытягивать шею, как гусыня. В позвоночнике нарастала тянущая боль. Растянутые мышцы горели огнем. Ублюдки.
Ведьм обычно сжигают. Но в деревеньке нашлись и другие преступники, не колдуны - на всех дров не напасешься. Экзекутор подумал и решил всех скопом повесить. Их вывели на большой помост, где по праздникам продавали овец с телятами. Через широкий брус перебросили семь толстых петель. Четыре уже были заполнены - в них грузно болтались заезжие негры из цирка, разом осужденные за цвет кожи.
- Творила непотребство, хулила королевскую власть... - бормотал экзекутор.
Как холодно! Омерзительно холодное утро. Твисс поежилась. Вернее, попыталась поежиться - плечи затекли и стали как деревянные. Она с тоской посмотрела в небо. Твари. Шанс на спасение есть, но крохотный. Если небо вдруг заволокут тучи - да хоть бы прикроют это поганое солнце, хоть на секунду - она сможет спастись, вырваться, выскользнуть из жесткой хватки закона; вылететь из клетки...
Но солнце хоть и мутно, но освещало землю. Шанса не было.
И Твисс отчаялась.
- Всё, хватит, - буднично произнес экзекутор. - В петлю ее.
- Нет! - закричала Твисс.
Ее отвязали от мокрого столба и потащили к петле.
- Нет! - рычала Твисс. Связанная, спутанная, она билась как рыба. Слюна летела из раскрытого рта. Ее подняли, водрузили босыми ногами на колоду. Пальцы коснулись мокрого, разбухшего от росы дерева.
И ей вдруг стало страшно.
Настолько страшно, что она ослабела, качнулась - ее подхватили, не дали упасть; по сведенным ногам заструилась моча, от платья повалил пар... Кто-то засмеялся. Твисс внезапно поняла: эти люди не пожалеют ее. Прямо сейчас она умрет. Умрет здесь.
- Нет!!! - закричала Твисс, разрывая горло. - Не нада-а!!!
Это был рефлекторный вопль, предвестник агонии. Кричала уже не она - кричало ее тело, слепо сопротивляясь неминуемой судьбе.
В глазу лопнула жилка.
- Покойся с миром, и все такое, - сказал экзекутор.
Колоду выбили из-под ее ног.
Нет! Нет!
Секундный миг свободы - и чудовищно натянувшаяся веревка вдруг захлестнула ей горло, рванула вверх. Затылок взорвался болью. Не было ничего, кроме боли. Она болталась над пропастью, судорожно извиваясь, как умирающий червяк. Нет!
Я не умру!
Нет!
Не хочу! Не могу! Нет!
- Она не дохнет, - озадаченно произнес доброхот-палач, взявшийся помогать экзекутору. - Она не подохла! Колдует, что ль?
Твисс хрипела, дергалась в петле, даже обгадилась, но все никак не умирала. Ее сизое, раздувшееся лицо уже мало напоминало человеческое.
- Ткни ее ножом, - пожал плечами экзекутор.
- Щас, щас...
Солнце!
Сквозь мутную пленку, заволокшую глаза, Твисс вдруг увидела облака. Они милостиво скрыли солнце; небо снисходительно зажмурилось, разрешая спастись.
Спасибо.
- Аааааааааа!!!!!!
- Эй, она...
Мир перевернулся.