— От твоих причитаний лучше никому не станет! — продолжил Олег Васильевич назидательно. — Надо думать только о хорошем, и тогда всё наладится!
— Что наладится, Олег? Твой сын сутки не приходит в сознание! — Светлана Юрьевна рывком обернулась к нему и продолжила истерическим сбивающимся голосом: — Это всё из-за той вертихвостки, я сердцем чувствую… Как только она появилась, на нас на всех посыпались несчастья!
К её крику вдруг присоединился детский плач, и Полина окончательно перестала понимать, что вокруг происходит и как ей следует себя вести. Голову будто сдавило тесным обручем.
— Да как у тебя язык повернулся такое сказать⁈ — воскликнул отец Максима. Плач стал ещё громче, и Светлана Юрьевна взяла ребёнка на руки. — Это ты нашего внука несчастьем называешь? Может, это из-за твоей злобы все беды происходят?
— Из-за моей злобы? Девчонка бросила своего ребёнка на нас и сбежала! Это тоже из-за моей злобы⁈
— Тёма и наш ребёнок тоже! Ты сама согласилась взять его и дать ей отдых! Она скоро вернётся, прекрати нагнетать!
Светлана Юрьевна вдруг как-то резко перехватила утихшего внука в вертикальное положение, а затем шагнула к мужу.
— Ну, раз ты так уверен в этом, тогда держи своего богатыря, — прошипела она, буквально всучив ему ребёнка, — погуляй с ним, пока мы с Полиной съездим в больницу.
— И с удовольствием погуляю! Тёма для меня не обуза!
— Заодно и накорми его, — отрывисто добавила Светлана Юрьевна.
Схватив с кровати сумку, в которой лежали детские вещи, памперсы и бутылка с разведённой смесью, она резко застегнула молнию на ней и накинула ремень мужу на плечо. По лицу Олега Васильевича пробежала растерянная рябь, но в следующий миг он упрямо сдвинул брови и вышел из комнаты. Через несколько секунд Полина услышала, как хлопнула входная дверь.
— Лечащий врач просил привезти медкарту Максима и прежние результаты кардиограммы… Ты не знаешь, где он лечился до этого? — спросила Светлана Юрьевна бесцветным уставшим голосом.
Разумеется, Полина знала. Испытывая слишком явное облегчение оттого, что можно не обсуждать произошедшее, а заняться полезным делом, она проследовала во вторую комнату за документами.
Через несколько минут Полина уже спускалась вниз, прихватив заодно весь мусор, что был в доме. Светлана Юрьевна отправила её вперёд, а сама задержалась, чтобы забрать кое-какие вещи. Своё прежнее жилище Полина покидала с тяжёлым сердцем. Она старалась не думать ни о чём, кроме предстоящей поездки в больницу, но мысленно то и дело возвращалась к ссоре, которую застала наверху. Она прекрасно понимала, почему Алина передала своего сына родителям Максима — это была вынужденная мера, её проклятие угрожало жизни ребёнка. И прежде, чем вернуться и забрать сына назад, Алина должна была от своего проклятия избавиться. В этом состояла главная проблема.
От мусорных баков Полина сразу направилась к парковке и в этот момент заметила, как с аллеи в её сторону свернул Олег Васильевич. Одной рукой он катил перед собой коляску, а другой поперёк животика держал внука. С трудом поборов желание сменить траекторию, Полина сначала ускорила шаг, но потом была вынуждена затормозить, потому что свёкор окликнул её по имени.
— Ну что она там, успокоилась немного? — нарочито небрежным тоном спросил мужчина, остановившись напротив.
— М-м, не уверена, что в таких условиях можно успокоиться… — неловко отозвалась Полина.
— Если устраивать истерики, то лучше точно не станет.
Полина удивлённо моргнула и уставилась на Олега Васильевича в недоумении. Пускай он не сомневался в выздоровлении сына ни на секунду, но откуда могла взяться такая эмоциональная глухота в отношении собственной супруги?
— Мне кажется, вы путаете причину и следствие.
В этот момент ребёнок у него в руках начал беспокойно извиваться и издавать громкие недовольные звуки, и Олег Васильевич перехватил его поудобнее.
— Полин, подсоби по-женски, а? — прокряхтел он, выуживая из сумки бутылочку. — Не могу никак сунуть ему эту чёртову бутылку… Кладу на спину — плачет и давится, а держу столбиком — не вижу рта.
Взгляд Полины метнулся с протянутой ей бутылочки на лицо малыша. Щекастый и румяный, с большими глазами и чубом светлых наросших волос он казался ей сейчас самым жутким существом во всём мире. Она непроизвольно даже отпрянула и вскинула глаза обратно на свёкра. Тот, очевидно, совершенно не осознавал, насколько чудовищной была его просьба. Или осознавал, но делал это нарочно.