— Давай я расскажу, Домен, — вступила в разговор Марта, — ты не так рассказываешь. Сейчас опять ругаться начнешь и не остановишь тебя.
— А как не ругаться? Всю жизнь она Марку загубила. Он до сих пор на женщин не смотрит. Вы первая, госпожа Альма, кого он в дом привел. Нет, были, конечно, разные тут. В основном шлю…,- дворецкий резко оборвал свою обвинительную речь, поймав укоризненный взгляд Марты. — А что? Я ничего. Надобности мужские все равно есть…
— Куда- то ты не туда опять повернул, старый.
Марта взяла рассказ в свои руки:
— Женился наш господин года через три после окончания академии. И дом тогда этот купил, чтобы тут, значит, с женой молодой жить. Вспоминая свое несчастное детство, хотел наш Марк семью настоящую — чтобы дом — полная чаша, чтобы детишки бегали, чтобы душой отогреться у домашнего очага. Девица была красивая, ничего сказать не могу. Пришла сюда с одним узелочком. Он ее еще по интернату знал — сирота безродная. Казалось бы — живи и радуйся. Только девка та оказалась сукой бессердечной и жадной до богатств и развлечений. Марк ее ко двору представил и …у-уу-у-у… что тут началось! Каждый день заставляла его на балы ездить, постоянно денег требовала на платья и драгоценности. Марк ей ни в чем не отказывал. Говорил: «Теяна сирота, недополучила в детстве ни любви, ни благ разных. Пусть хоть сейчас душой отогреется. Это все пройдет со временем. Дети пойдут, она серьезнее станет, и будем жить с ней счастливо». Да не тут- то было! Марк тогда должность главного королевского ловчего получил, нужно было много ездить по делам королевским. Другая жена бы или с мужем поехала, или ждала бы его верно. А наша вертихвостка не такая оказалась. Муж уезжает, а она собирается, и пошла гулять. Не хочу напраслину возводить — сюда никого из мужиков не таскала, а не ночевала дома часто, пока Марк в отъезде был. Слухи нехорошие поползли. Марк им не верил, пока за спиной шептались, а, когда уже в лицо рогоносцем звать стали, не стерпел. Устроил с женой разборки. Я на кухне была, Домен все слышал. Ну, что ты притих? Рассказывай.
Домен скривился как от зубной боли.
— А что рассказывать? Скандал был большой. Марк тогда ей запретил выходить из дома, пока он бывает в отъезде. А она на него чуть ли не с кулаками полезла. Кричала, что он ей не указ. «Я, — говорит, — поголодала вдоволь в детстве. Я, — кричит, — жить хочу. Не тебе, — говорит, — запирать меня в клетке. Если что, я на тебя управу найду». Не буду врать, тут у Марка что- то переклинило, и он ей такую оплеуху закатил… Да, было, было. А она как заверещит, и к окнам кинулась (они у нас с одной стороны на людную улицу выходят). Окно раскрыла и кричит: «Люди! Люди! Убивают!» Марк ее еле оттащил. Прощения потом просил. Сам слышал. А она — ни в какую. Опять денег стребовала, оделась и укатила куда- то. С того дня у Марка нашего началась не жизнь, а мучение. Женка эта его, перебралась в правое крыло. Наняла своих слуг. Делала, что хотела. Когда хотела — уезжала, когда хотела — приезжала. А при дворе позорила нашего мальчика. Всем порастрепала, что Марк ее бьет, обижает, ну, и все в таком роде.
— Даже Ее величество вызывала Марка для разговора, — Марта не могла остаться в стороне. — Осунулся наш мальчик, стал злым да раздражительным. Стал много ездить, чтобы дома не бывать. А той — как с гуся вода. Устроилась, как ей того хотелось. Уходила каждый вечер, куда — не знаем. Пристрастилась к винопитию, частенько приезжала домой нетрезвая. И вечно у нее гулянки да веселье на уме.
— Да, видимо, сильно не догуляла в детстве ваша хозяйка, — пробормотала я про себя.
— А все почему? — подхватила Марта. — Все ей праздника хотелось, не хотела жить, как все живут — обычной жизнью. Жадная была до удовольствий особа. Так продолжалось долго. Марк сам по себе — работает, по королевству ездит. Теяна — сама по себе, гуляет да веселится. Только денег постоянно требовала. А Марк тогда уже стал интернату помогать. И вот, в очередной раз приходит она деньги к нему просить, а он ей и говорит: «Теперь я буду давать тебе в год определенную сумму. Трать, на что хочешь, отчета я не требую. Но больше этой суммы не получишь. Я теперь деньги буду на детей давать из нашего интерната». Как она кричала! Визжала! Посуду била! Но Марк — скала! Сказал. Повернулся и ушел. С того дня в свете ихнем пошли слухи, о жадности Марка. Она из себя такую бедную овечку изобразила! Глазками хлопала, губки вытягивала — она это очень хорошо умела делать. И нашлись желающие успокоить, обогреть, помочь. Марка тогда от увольнения спасло только то, что работал он за троих и редко показывался при дворе.
— А, когда в очередной раз дома показался, она его и обрадовала, — это уже Домен рассказывал. — Показала прошение о разводе, одобренное Ее величеством и снова потребовала денег в качестве отступного. Много денег. А Марк тогда все деньги в очередной раз интернату отдал, сам сидел без золотого. Он ей написал расписку на еще большую сумму, иначе она не соглашалась ждать. Вот и еще, куда пошли его денежки! Мы с Мартой уже давно приучены экономить. Только- только наш господин с очередными кредиторами расплатиться, как снова возникает какой- нибудь долг. То мачеха, то жена.