— Могу понять ваше рвение, но Саша и сам неплохо разбирается в людях, — с улыбкой сказала Ольга Васильевна. — А вам стоит быть осторожнее, общаясь с ведьмой так бесцеремонно. Неужели отец не учил вас элементарной предосторожности?
Повисло тяжелое молчание. Стефан перевел свой колючий взгляд на Полину и нахмурился. На мгновение ей показалось, что ответа не последует.
— Мне жаль, — наконец, выдавил Стефан и сжал челюсти с такой силой, что на его скулах заиграли желваки.
Судя по выражению лица, Ольга Васильевна, осталась довольна услышанным. Одарив Полину теплой, почти материнской улыбкой, она направилась в банкетный зал.
Они со Стефаном продолжали стоять друг напротив друга в полном молчании. Кто-то должен был уйти первым, однако Полина не хотела занимать позицию проигравшего.
— Есть что сказать? — с вызовом спросил Стефан.
Вся спесь слетела с него за время короткого разговора с матерью Алекса, и теперь она видела перед собой только плохо воспитанного самоуверенного мальчишку.
— Да, — сказала Полина.
— И?
Она некоторое время рассматривала его упрямую физиономию, с которой еще не до конца сошла краска, затем перевела взгляд на не менее раздражающий воротник — высохшие лапки и мордочка сиротливо лежали на дорогой коже. Слова сорвались с ее губ непроизвольно, а их смысл дошел до Полины только, когда она озвучила фразу целиком:
— Хочу похоронить твою лису.
Глаза Стефана шокировано расширились, а затем он и вовсе сделал шаг назад. Его неподдельный испуг показался Полине неожиданно забавным, и она даже не попыталась скрыть свой смешок. Скорее всего, это и стало последней каплей.
— Чокнутая, — произнес Стефан под нос, поспешно обходя ее стороной.
Дождавшись, когда его фигура скроется в дверях, Полина двинулась в банкетный зал. Она нашла Алекса в обществе Эльвиры Филипповны и еще одной женщины, имя которой не отложилось в памяти, и без всяких предисловий предложила ему отправиться по домам.
Неприятный инцидент, который произошел в холле, Полина решила оставить при себе. Она не хотела становиться причиной ссор, да и вообще сомневалась, что когда-нибудь пересечется со Стефаном снова. А, значит, проще было обо всем забыть.
— Кстати, я встретила твою маму, — сообщила Полина, когда они с Алексом вышли на улицу. После помещения ночная прохлада пробирала насквозь, и все равно снаружи находиться было гораздо приятнее. — Вы успели поболтать?
— Нет.
— Тогда, может, ты останешься? Я уеду на такси, — предложила она.
— Я не собирался с ней болтать. У нас лимит на общение, и он был исчерпан, когда я просил ее забрать тебя из деревни.
Голос Алекса звучал совершенно обыденно, а Полину настолько удивило услышанное, что она замедлила шаг. Ей впервые приходилось слышать про лимиты общения.
— Шутишь?
— Нет, — ответил тот серьезно.
На улице было уже темно, и при всем желании Полина бы не смогла рассмотреть нити, однако в этом не было никакой необходимости. Слова Алекса настолько заинтриговали ее, что Полина продолжила думать об этом даже, когда они отъехали от Избы.
— Мне показалось, что твоя мама очень любит тебя, — проговорила она, испытывая неловкость за свое настырное любопытство. — По разговору, по крайней мере.
Алекс взглянул на нее растерянно, будто давно уже упустил нить их разговора, но затем все же ответил:
— Я бы сказал даже чересчур. Настолько, что иногда устаешь.
— Ах, вот оно что, — торопливо пробормотала Полина. Теперь, когда картинка заиграла по-новому, эта ситуация казалась ей еще более удивительной. — Я просто подумала, что это она не хочет общаться, потому что…
«У нас с мамой было так», — закончила она уже про себя.
На самом деле все было не совсем так, а немного сложнее. Когда она вышла замуж и переехала к Максиму, отношения с матерью сильно улучшились. В один миг Полина из обузы вдруг превратилась в дочь, которая смогла найти мужа, а на расстоянии ее матери, видимо, было гораздо проще проявлять теплоту и искренность.
И все же, было наивно предполагать, что все семьи устроены так же.
— Слышала про гиперопеку? — спросил Алекс, криво улыбнувшись. — Моя мать зациклена на мне. Сложно ее за это винить, я рос очень болезненным ребенком, до пяти лет даже не разговаривал. Ей пришлось буквально сражаться за мою жизнь и здоровье.
От удивления Полина не сразу нашлась, что ответить. Детство Алекса, судя по всему, тоже было далеко не радужным. Наверняка оно наложило на него своеобразный отпечаток, как нити наложили его на Полину.
— Я в пятом классе осталась на второй год, — произнесла она спустя пару минут молчания, — месяц лежала в больнице, а потом еще полгода восстанавливалась. Это было ужасно.