В котелке закипело, и в лесу запахло едой. Этот запах заполнил все пространство. Девушка же тем временем потягивалась, подняв вверх свои тонюсенькие ручки, громко зевая и встряхивая легкими волосами цвета соломы, которые затем собрала в пучок на затылке. Она с унылым видом села рядом с котелком, нехотя помешивая варево.
В какой-то момент Май застыла от ужаса. Она не заметила, как прошло время, потому что ее гипнотизировал колеблющийся свет обоих костров. У нее было такое впечатление, будто две звезды спустились с небес, чтобы заглянуть ей в глаза, заворожить своим мерцанием, и она почувствовала слабость в коленях. Она уже давно потеряла из виду обоих мужчин, и сердцем почувствовала приближение беды. Внутри у нее все перевернулось, она согнулась в три погибели, руки у нее стали холодными и влажными, в горле пересохло.
Май вдруг ощутила присутствие своего могущественного отца, ей казалось, что он наблюдает за ней из темноты. Она так и обомлела. У нее не было сил бежать и даже оглянуться по сторонам из опасения, что предчувствие ее не обманывает. Кромешная тьма окутала ее с головы до ног, словно черное покрывало, я Май вообразила себе, что попала в самое средоточие преисподней. И тут где-то рядом хрустнул сучок, затем раздались осторожные шаги, словно кто-то подкрадывался к ней, шурша листвой под ногами, и этот звук освободил невидимый стопор, мешавший ей двинуться с места. Она тут же вскочила на ноги, прыгнула на спину Бельтрана и вдруг почувствовала, что кто-то держит ее за правое плечо. Из горла у нее вырвался крик ужаса, который она почему-то услышала как бы со стороны. Этот вопль испугал сидевших у костра женщин, которые тут же повернулись в ее сторону.
— Кто там ходит? — воскликнула одна из них.
Май отбивалась, как могла, размахивала руками, закрыв глаза и визжа, как одержимая. Ей никак не удавалось освободиться от цепкого захвата. Она не сразу поняла, что зацепилась воротником за крючковатый сучок ближайшего дерева, когда садилась на Бельтрана. Пытаясь высвободиться, она обернулась назад и наткнулась на пронзительный взгляд горящих зеленых глаз. Глаза дьявола! Ни разу в жизни ей не приходилось испытывать такого леденящего кровь ужаса. Казалось, она вот-вот задохнется от кошмарного предчувствия встречи с неведомым.
— Я твоя дочь, не трогай меня, отец, не трогай меня, — повторяла она, словно молитву.
Май дернулась из последних сил, вырвав клок материи из платья, и стегнула Бельтрана, чего не делала никогда. Ослик понесся с быстротой, совершенно чуждой его спокойному нраву, потому что она все время поддавала шенкелей, и к нему перешло ее тревожно-возбужденное состояние. Они вихрем мчались сквозь ночную мглу, не оглядываясь назад. И продолжали скакать до тех пор, пока тьму проклятого леса не разорвали первые лучи сонного рассвета. Наконец, осознав, что за ними никто не гонится, остановились.
Май слезла со своего скакуна и вдруг заметила, что вся правая рука у нее в крови — она поранилась, когда дралась с веткой. Какое счастье, что это было единственное, на что она могла пожаловаться. У нее не было разумного объяснения тому, что случилось этой ночью. Она обхватила голову Бельтрана, уткнулась лицом в серебристые кудряшки на его лбу и закрыла глаза, ища у него утешения.
— Можешь мне объяснить, что произошло? — еле слышным от изнеможения голосом спросила она.
Однако Бельтран взглянул на нее удивленно. Он ничего особенного не заметил.
Смерть королевы Маргариты взбудоражила все королевство. В то время как монархия стала объектом насмешек и сатиры, королева была единственной, кому удалось завоевать сердца подданных, потому что они видели в ней свое отражение: уязвимая, оказавшаяся в изоляции, униженная герцогом де Лерма и его присными, такая же несчастная, какими себя ощущали все простые люди. Ее набожность трогала даже самые черствые души, так что ее кончину оплакивали во всех уголках королевства. Все были убеждены, что с ее уходом они лишались какой-то частички собственной души, как и надежды на то, что положение в стране может улучшиться.
Теперь, по ее примеру, оставалось только уповать на то, что добрые люди получат вознаграждение в мире ином, поскольку этот мир действительно прогнил насквозь. Кое-кто даже отважился предположить, что королева будет похоронена как святая. Маргарита была уверена в том, что жизнь всего лишь формальность, которую необходимо выполнить для того, чтобы попасть в рай, и ожидала этого момента с трогательным спокойствием, как посетитель, дожидающийся в приемной, когда ему будет дана аудиенция. Никто не сомневался в том, что она прямым путем попала на небеса.