Единственное, что его хоть сколько-то обрадовало, было известие о поимке четверки мнимых колдунов. Судя по тому, как оживился инквизитор, у него возникла уверенность, что ему удастся выяснить о них всю подноготную. Он допросил каждого из них по отдельности, затем по двое и наконец учинил им очную ставку, посадив за столом друг против друга. Прежде всего, его интересовал внешний вид человека, заказавшего им эту работу. Исходя из полученных примет, он сделал вывод, что речь шла о Родриго Кальдероне, как он и подозревал. Затем он постарался выяснить, откуда взялся платок с вышитой буквой М, в который была завернута стеклянная трубочка с порошком-отравой.
— Знать ничего не знаем про буквы, — сказал ему бородач. — Сеньор сказал мне, что порошок ему дал один важный врач.
— Доктор Меркадо, — пробормотал Саласар.
Когда он спросил их, что они знают о Патроне, те в один голос уверили его, что с ним незнакомы и никогда его не видели. А также не имеют понятия о том, кто такие инквизиторы Валье и Бесерра.
Саласар провел в Толосе церемонию возвращения раскаявшихся грешников в лоно церкви. Четырех преступников передал гражданским властям с тем расчетом, чтобы их судили за убийство охотника за ведьмами Педро Руиса-де-Эгино. А затем приказал своим людям готовиться к возвращению в Логроньо. Им предстояло доставить туда огромное количество бумаг, тысячи страниц документов и вещественные доказательства, которые, будучи собраны вместе, представляли собой в полном смысле слова неподъемный груз.
Саласару не терпелось доложить главному инквизитору обо всем, что ему удалось выяснить. Он уже представлял себе, в какое изумление придет Бернардо де Сандоваль-и-Рохас, узнав, что в результате расследования у него возникла догадка о том, что Патрон вкупе со своим подручным имеет прямое отношение ко двору или к святой инквизиции. У него уже были свои кандидатуры на роль подозреваемых.
XXV
О том, как ведьмы передают свою силу
Решение навсегда расстаться с Иньиго оказалось самым трудным из тех, что когда-либо приходилось принимать Май. Сообщив на ухо послушнику свое секретное имя, девушка перевела дух и поторопилась выскользнуть из церкви, чтобы, не дай бог, не передумать. Май казалось, что за свою короткую жизнь она уже успела хлебнуть горя, однако и представить себе не могла, что разлука с любимым — такая мука. Девушка знала, что до конца жизни ей предстоит носить в себе эту боль, а ведь она еще так молода. Сколько же лет ей придется существовать с этим чувством потери? Единственным утешением было бы снова найти Эдерру. Миновало уже больше года с того времени, когда она видела ее в последний раз. Иногда память играла с ней злую шутку, и ей никак не удавалось представить себе черты лица собственной няни.
В ночь накануне своего приезда в Виторию Май де Лабастиде никак не могла заснуть. Она восстановила в памяти все месяцы, проведенные в одиночестве, и пришла к выводу, что у нее нет повода упрекать себя в трусости; что она сумела неплохо защитить себя, когда в этом возникла нужда; что на свете немало добрых людей и что иногда ее колдовство все-таки действовало. Теперь осталось ждать совсем немного, вскоре она доберется до конца путеводной нити, где и состоится встреча с ее няней. И тогда все начнется сначала.
Рано утром она долго, чуть ли не целую вечность, рассматривала город издали. Вглядывалась в туман, окутывавший здания, стараясь угадать, в котором из них в этот момент могла находиться Эдерра. Совсем скоро она ее увидит. Вместе с неотступно следовавшим за ней Бельтраном она быстро поднялась по склону горы, на которой раскинулся город, и увидела массивные стены церкви Святого Андрея, возвышавшейся посреди зеленого поля. Рассмотрела и улочки, которые в то утро насквозь продувал резкий ноябрьский бриз, одновременно разгонявший и облачко пара вокруг морды и ноздрей Бельтрана. Май решила пойти по одной из них наугад, готовясь спросить о Грасии первого встречного. И вдруг увидела вдали стайку кумушек, болтавших у дверей одного дома. К ним она и направилась, а подойдя ближе, сказала: