О, этот ангел его снов не сулил ему ни блаженства, ни покоя. Наоборот, будоражил кровь, бросал в жар, который зарождался где-то в области затылка, стекал вниз по телу к животу и в следующее мгновение вздымался меж бедер отвердевшей плотью, заставляя его неистово, до самоистязания предаваться запретным ласкам. После этого он ощущал себя замаранным, недостойным грешником, страшно винил себя и каялся. Но и ночная тьма, под покровом которой он предавался непростительной слабости, отнюдь не способствовала улучшению его самочувствия. С наступлением же нового дня он давал себе слово, что больше никогда, никогда в жизни не позволит голубому ангелу забраться в его мечты и в его постель. Но все напрасно! Иньиго пришел к выводу, что необходимо где-то срочно раздобыть свинцовую пластинку и вырезать из нее спасительный крест, предохраняющий от похотливых снов.
Он сложил все вещи в сундуки, распределил их по телегам и дал последние инструкции возницам в полном соответствии с указаниями Саласара. У входа в здание, в котором они проживали, уже давно толпились местные жители и приезжие, желавшие попрощаться с участниками миссии. Увидев Саласара, они разразились криками благодарности и здравицами в его честь. Мужчины благодарили со слезами на глазах, женщины подносили детей, чтобы тот коснулся, благословляя, их головок, старушки норовили обзавестись клочками его сутаны, чтобы впоследствии изготовить из них ладанку, из-за чего инквизитор рисковал остаться в одном исподнем, так и не дойдя до повозки.
Именно в тот момент из толпы высунулась чья-то рука. Крохотная левая ручонка с красной, усеянной узелками ленточкой на запястье отчаянно тянулась вперед. Народу было слишком много, но Май была полна решимости довести дело до конца. Со всех сторон ее толкали, пихали, давили, мешая увидеть предмет ее вожделений, зато она чувствовала его присутствие. Этим и хороша любовь. Май изо всех сил тянула и тянула руку, и вот ей удалось его коснуться. Погладить руку любимого — всего несколько мгновений счастья! Почувствовать, какая нежная у него на ощупь кожа, как красивы очертания ладони: все это отложилось у нее в памяти навсегда. Она успокоилась при мысли о том, что приворот был проделан полностью и завершен как надо. Теперь оставалось только ждать.
Она видела, как закрылись темные деревянные дверцы кареты, обитые коричневой кожей. В окне между занавесками возник темный силуэт послушника, который в замешательстве то поглаживал свою правую руку, то подносил ее к губам. Май застыла посреди улицы, не обращая внимания на толкавших ее время от времени людей, которые продолжали кричать вслед отъезжавшим слова прощания, пока тень последней повозки наконец не исчезла за углом. Мало-помалу голоса стихли, толпа рассеялась, а Май так и осталась стоять в одиночестве, глядя вдаль. Затем, вся переполненная счастьем, взобралась на Бельтрана и погнала его по той же дороге, по какой только что уехал инквизитор со своей свитой. Если все получилось как надо и приворот подействовал, значит, привороженный ее уже любит.
XVIII О том, как сглазить человека
Дон Родриго Кальдерон плохо переносил невзгоды. Свои первые в жизни самостоятельные шаги он сделал при королевском дворе еще в юные годы, будучи всего-навсего пажом. Теперь же, столкнувшись с ним в королевском дворце, родовитым вельможам приходилось низко кланяться перед ним, мести перьями шляпы пол у его ног, величая сеньором маркизом. Судьба проявила к нему удивительную благосклонность, он был ее баловнем. Дон Родриго не признавал поражений. Поэтому, слушая в трактире на постоялом дворе рассказ четверки нанятых им жалких фигляров, он то и дело чертыхался сквозь зубы. Ему пришлось лично наставлять девицу Каталину, как именно следует разыграть перед Саласаром представление о сатанинских ритуалах и бесовских игрищах, чтобы у инквизитора волосы встали дыбом, а в итоге этим бездарям только и удалось, что учинить нелепое побоище в Элисондо, которое, кстати, могло закончиться гораздо хуже, если бы их удалось поймать.
Кальдерон поднял голову и встретился взглядом с белоглазым парнем. Одна часть лица у него была покрыта черной гноящейся коркой ожога — память о злополучном столкновении с горящей веткой во время драки с крестьянами. Парень жалобно улыбнулся, а Кальдерон в ответ скривился от отвращения.
— Ну-ка, перечислите, что именно вы оставили на поляне, когда спасались бегством, — сказал Кальдерон медленно и с расстановкой в надежде на то, что это поможет тупицам быстрее его понять.