— Боже правый! Прости меня, прости! — воздев руки к небу, крикнул он с болью в голосе и расплакался безутешно, как младенец.
Эти детские слезы раскаяния, градом катившиеся по его лицу, потрясли Май до глубины души. Ей стало жаль его неимоверно, настолько, что она решила солгать. Да как же можно открыть ему всю правду? Что с ним станется, когда он узнает, что она дочь дьявола, бродячая ворожея, которая использовала приворот, чтобы явиться ему в виде голубого ангела? Сумеет ли этот хрупкий золотоволосый юноша вынести боль отчаяния, чувство вины и угрызения совести? Она вспомнила внушения Эдерры, которая много раз говорила ей, что предназначение их обеих, их миссия в этом мире состоит в том, чтобы нести облегчение смертным, независимо от того, идет ли речь о скорбях телесных или душевных. Солгав Иньиго, она не навредит никому, наоборот, это послужит скорейшему излечению страдающего юноши. Наивная откровенность неуместна в тех случаях, когда правда может причинить кому-то невыносимую боль.
Поэтому она встала, усилием воли превозмогая собственную печаль, потому что ей не впервой было переносить удары судьбы, и, взяв Иньиго за подбородок, развернула его к себе лицом. Посмотрела на него своими агатово-черными глазами и торжественно произнесла с самым суровым видом, какой только смогла на себя напустить:
— Ну конечно, я твой ангел, как можно в этом сомневаться? Я твой голубой ангел, который всегда будет тебя охранять.
Май застыла перед ним с ласковой улыбкой на губах и стояла так до тех пор, пока не убедилась в том, что молодой человек стал успокаиваться и уже не плачет. И тогда она медленно отвернулась от него, постепенно возвращаясь к действительности. Май посмотрела на небо и увидела, что они с Иньиго провели вместе много времени, потому что полная луна и ее звездная свита уже прошествовали почти по всему небосводу. Не прощаясь с Иньиго, Май взяла Бельтрана под уздцы и не спеша удалилась, стараясь отыскать в зарницах рассвета ту, которая могла бы скрасить ее печаль.
Иньиго как зачарованный смотрел ей вслед: голубоватый свет луны заливал серебром ее длинные волосы, спину, бедра, придавая ей вид воздушного, нереального создания. И тогда послушник опустился на колени и начал молиться.
XIX О том, как изготовить зелье отворотное для избавления от любви
Едва первые лучи рассвета упали на свинцово-серый бархат неба, как на землю посыпались первые капли небесной влаги, словно кто-то принялся выжимать обложившие небо тучи. Промозглая сырость пробирала до костей. Зеленое поле мгновенно намокло. День обещал быть дождливым, а что толку. Дождем не смыть с себя смешанного с очарованием чувства вины, которое сжимало сердце Иньиго. Молодой послушник шагал в сторону замка Елизаветы Святой, который в лучах восходящего солнца казался ему корпусом огромного корабля, бороздившего море травы.
Он доложил инквизитору, что не обнаружил в указанном месте никаких признаков сборища колдунов, и удалился к себе в опочивальню, понурив голову, еле-еле волоча ноги. На душе у него было тяжело: он никому не рассказал о своей встрече с голубым ангелом. Саласар разрешил Иньиго встать попозже, однако тому так и не удалось заснуть. Стоило только закрыть глаза, как ему тут же начинали мерещиться обнаженные руки и бедра, спутанные волосы и прижатые друг к другу чресла.
Ему все труднее становилось обманывать себя: внутренний голос шептал ему, что голубой ангел вовсе таковым не является. Ведь еще там, в лесу, юноша намеренно ощупал руками всю его спину, начиная от самых плеч, спустился к лопаткам, прошелся кончиками пальцев по выступам ребер, словно это был тонкой работы музыкальный инструмент, и наконец, сложив ладони горстью, с величайшей деликатностью опустил их на ягодицы искусителя. К тому моменту, когда это произошло, Иньиго прекрасно сознавал, что у этого существа нет крыльев. Это был не ангел! Вероятнее всего, сам нечистый соблазнял его этой ночью, заставляя впасть в единственный грех, с помощью которого мог подчинить его себе.
Дьяволу доподлинно известны слабости любого смертного, а Иньиго, как оказалось, был некрепок в вере и недостоин сутаны послушника. Он не устоял при первой серьезной пробе, которой подверг его враг человечества. Единственное, что он мог сказать в свою защиту, это то, что, как только он опустил руки на расположенные ниже спины округлости и два их тела слились воедино, ритмично качаясь подобно плывущему по волнам кораблю, время остановилось и весь мир замер, созерцая их колебательные движения. Все остальное, все, что могло произойти за пределами того магического круга, в котором они оказались, показалось ему пустым и нелепым. Его обет, его семья, его будущее — все утратило смысл. Для него уже ничто не имело значения.