На место скончавшегося епископа был избран Бернардо де Сандоваль-и-Рохас, и, несмотря на то что он занимал эту должность совсем короткое время, между ним и Саласаром возникло сильное притяжение, братская дружба, которая обещала быть вечной. По ходатайству своего племянника, герцога де Лерма, Бернардо де Сандоваль-и-Рохас вскоре был избран толедским архиепископом и назначил Саласара представителем и главным поверенным в делах кастильских епископов в Мадриде. Саласар всего как неделю пробыл в своей новой должности при дворе и готовился отправиться из Мадрида в Вальядолид по распоряжению герцога де Лерма, когда получил от нее первое письмо.
— Умоляю вас передать это письмо архиепископу Сандовалю, — таинственно сказала ему женщина в зеленом платье, лицо которой скрывала легкая дымчатая вуаль и которая явно намеренно столкнулась с ним на улице, вложив ему в руку белый конверт. — Это очень срочно. Передайте его, пожалуйста. — Саласар не успел опомниться, как дама в зеленом исчезла за углом.
В то время Саласар отвечал за переписку архиепископа с двором, так что он без всяких угрызений совести вскрыл письмо. Внутри белого конверта он обнаружил другой, на котором выделялась сургучная, красного цвета печать с королевским гербом. Он осторожно вскрыл его и вынул лист бумаги такой необыкновенной белизны, что не было ни малейшего сомнения в высочайшем происхождении отправителя. Бумага, используемая королевским домом и святой инквизицией, подвергалась специальной обработке, с тем чтобы безупречный вид оной служил подтверждением ее несомненной святости. В какой-то момент, держа письмо в руках, Саласар уверился в том, что в этих буквах заключена сама суть его земного предназначения. Письмо было написано собственноручно королевой Маргаритой. Саласар впервые увидел эту женщину в тот день, когда ее привезли из Австрии на церемонию бракосочетания. Он наблюдал за ней издали, едва различая ее силуэт. Ему запомнилось, что она была совсем юной.
Держа письмо королевы в руках, он напряг память, стараясь вспомнить, какое впечатление она произвела на него в тот первый раз, но так и не смог этого сделать, решив вернуться к этому по прочтении письма. Оно глубоко его тронуло, но скорее изящным начертанием букв, напоминавшим монастырские манускрипты, нежели содержанием, заключавшим в себе ужасное признание. Королева Маргарита просила архиепископа о заступничестве и защите от посягательств на ее власть герцога де Лерма, поскольку, по ее словам и ощущениям, тот просто-напросто грабил ее. Герцог возвел вокруг королевы барьер, изолировав от близких ей людей и даже друзей. Женская интуиция подсказывала ей, что ее почта: все прошения, памфлеты и даже ежедневные доклады чиновников — подвергается цензуре и выборочному уничтожению, прежде чем она сама или король могли их прочитать. Таким образом, герцог держал их в изоляции, а обе высочайшие персоны оставались в неведении относительно его неблаговидных дел.
Хотя Саласар был уполномочен лично вести переписку архиепископа, согласно ясно выраженному желанию последнего, он счел, что в данном случае без всякого на то права нарушает конфиденциальность переписки. Королева открыла душу именно Бернардо де Сандовалю-и-Рохасу, а он ступил на чужую территорию. Ему пришло в голову, что письмо, написанное государыней, должно быть прочитано самим архиепископом, и отправился в Толедо с единственной целью — передать послание.
— Придется поговорить с племянником, герцогом де Лерма, — задумчиво произнес Сандоваль, закончив чтение письма.
— Вы ответите королеве, чтобы ее успокоить? — спросил его Саласар, беспокоясь о душевном состоянии женщины.
— Не стоит так рисковать, дорогой Алонсо.
И архиепископ продиктовал ему письмо герцогу де Лерма, в котором ставил того в известность, что до него дошли слухи о неудовольствии королевы, вызванном превышением герцогом полномочий. Он советовал тому не вмешиваться в отношения королевы с обществом и уважать приватность столь чувствительной дамы, чтобы не ранить ее чувства, поскольку он уверен в том, что та не является его врагом. Он поставил подпись, запечатал послание своей печаткой и отпустил Саласара, поручив ему передать письмо в руки фавориту. Тот именно так и поступил.
Однако затем Саласар позволил себе одну вольность. Несмотря на отказ архиепископа ответить королеве, он почувствовал, что обязан ее успокоить, ведь она так рисковала, открывая в письме свою душу. Саласар, который по собственному опыту мог судить о душевных муках, живо представил себе, насколько та несчастна и одинока. И стал ее духовным наставником. Правда, от имени архиепископа. Он не мог позволить, чтобы та узнала, что ее тайное послание было прочитано посторонним человеком. Он ответил королеве Маргарите, уверенный в том, что сможет прибегнуть к ободряющим словам утешения и духовного наставления, усвоенным им еще в годы подготовки к пасторскому служению. Однако увлекся и заговорил о страхе, о быстротечности жизни, об одиночестве человека в толпе людей, о Божественной и земной справедливости. И даже о Божественной и земной несправедливости! Он вытащил на свет божий ворох мыслей и чувств, которые он хранил на дне собственной души и никогда ни перед кем не обнаруживал. И само собой, это были мысли, которые не имели никакого отношения к административным махинациям и козням герцога де Лерма.