— Патрон хочет, чтобы мы нашли письмо.
— Письмо, — повторил белоглазый, с кислым видом кусая ногти.
— Не повторяй за мной последнее слово, как дурак. Знаешь ли ты, что такое письмо?
— Бумага.
— Хорошо, только это особая бумага. Адресованная инквизитору Саласару.
— А я как об этом узнаю? — вскричал парень.
— Говори тише, — прошипел бородач. — Хватай все, что найдешь на столе у инквизитора, и дело с концом. Однако помни, что перво-наперво тебе следует всыпать вот этот порошок ему в рот, пока он спит, — он протянул ему узелочек, сделанный из тонкого платка, в котором, похоже, находился пузырек, его Май не удалось разглядеть, — так что он не проснется, а ты сможешь спокойно работать. Не насыпь больше, чем нужно, нельзя отправлять его в мир иной.
— Мир иной, — повторил парень.
Они вытянули шеи, вглядываясь в окна здания. Лишь одно окно оставалось освещенным.
— Вот это. Он всегда не спит допоздна. Подождем немного, пока он не погасит свет и не заснет.
Май перепугалась. Она не могла позволить, чтобы они сотворили какую-нибудь гадость и оборвали ту единственную ниточку, которая могла привести ее к Эдерре. Поэтому она поискала в сумах Бельтрана средство от отравлений, сунула в карман цветные камушки, которые делали ее невидимой, и подождала. Она видела, как белоглазый дождался, когда в комнате погаснет свет, и после этого вскарабкался по стене здания, залез на подоконник, задержался там на мгновение, а затем открыл створку и исчез внутри помещения.
Тогда Май стремглав кинулась к главному входу, едва касаясь ногами земли, чтобы не производить шума. Она что было сил зажала в кулаке цветные камушки и беспрепятственно миновала входную дверь, поскольку ее никто не охранял. Она прошла по коридорам, прикидывая в уме, где находится предполагаемый колдун, однако, когда оказалась возле нужной двери, поняла, что это не была спальня Саласара. Белоглазый ошибся.
Она осторожно толкнула дверь и заглянула в образовавшуюся щель. Она разглядела светловолосого парня, освещаемого лишь слабым светом луны: тот сыпал подозрительный порошок, похожий на толченый кирпич, в рот человека, распростертого на кровати, Как только он уверился в том, что снадобье начало действовать и жертва не проснется, зажег свечу на тумбочке и направился к письменному столу. Немного постоял, почесывая подбородок, решая, что брать. Там лежали книги, разрозненные листы бумаги, перья, рисунки, чернильница. Он отодвинул в сторону все, кроме бумаг, сгреб их в одну кучу, скомкал как попало и затолкал в карманы штанов. Обернулся, чтобы посмотреть, спит ли его жертва, и выскользнул в окно.
Май стало страшно, на какой-то миг она подумала, что противоядие может оказаться недостаточно сильным, чтобы ослабить действие порошка. С бьющимся сердцем она приблизилась к кровати и поразилась, увидев там юношу-послушника, которому однажды она уже приходила на помощь.
— Бедняжка, опять тебе не везет, — прошептала она себе под нос.
Яд уже начал оказывать действие: молодой человек дышал с трудом, прерывисто, грудь его судорожно вздымалась, как это бывало с ней во время приступов. Май осторожно зажала ему нос и, когда Иньиго начал хватать воздух ртом, накапала ему на язык сок, выжатый из дюжины четырехлистных клеверных листочков: они обладали свойством ослаблять пагубное действие колдовской отравы и при этом усиливали умственные способности.
Затем она села рядом с ним на край постели. Май никогда не доводилось видеть таких красивых мужчин. Она удивилась, что не заметила этого раньше. Она наклонилась к его шее, вдохнув исходивший от его тела запах кипрского мыла. Без всякого стеснения рассматривала копну золотистых спутанных волос, изящную линию подбородка, пухлые, гладкие, словно розовый шелк, губы. Не устояла перед ребяческим искушением и провела по ним подушечкой своего крохотного указательного пальца. Молодой человек разжал челюсти и облегченно вздохнул. Май увидела ровные и белые зубы Иньиго, выстроившиеся, словно солдаты, для защиты его розового, влажного языка. Это зрелище неожиданно вызвало у нее чувство голода и желание попробовать на вкус губы и язык человека.
Рот у нее наполнился слюной, словно она увидела перед собой некое изысканное яство. Тогда Май потянулась губами к губам юноши, не касаясь их, с единственным желанием вдохнуть вместе с ним синеватый воздух этой комнаты, освещаемый слабым огоньком. После нескольких выдохов, даже не осознавая, что делает, она легонько провела языком по губам молодого человека, как облизнулся бы котенок перед блюдечком с молоком: медленно, слева направо, пройдясь по краям, обследовав уголки, — и, насытившись, решила двинуться дальше. Коснулась языком его зубов, прошлась им по внутренней оболочке рта, по языку юноши и вдруг открыла для себя эту бархатисто-влажную поверхность, о существовании которой не имела понятия раньше и которую так же явственно ощущала спустя годы, вспоминая это мгновение. Переполнявшая ее бесконечная нежность довела ее до истомы, она чувствовала страшную тяжесть в груди, и ее хватила жажда телесной близости, более сильной, чем все ее прежние ощущения. Ей следовало остановиться, поскольку она боялась, что у нее из-за сильного возбуждения снова начнется приступ удушья.