– Неужели ты поверишь, что я имею какое-нибудь отношение к бегству Гвендолин, Алекс? – небрежно фыркнула она. – Я просто поставила поднос в ее комнате и вышла. Понятия не имею, как эта записка оказалась на ее подушке.
Алекс замер, на мгновение лишившись дара речи. Они с Ровеной дружили с детства, и он отказывался верить, что она каким-то образом связана с исчезновением Гвендолин. Но неумолимая логика заставила его наконец задать вопрос:
– Откуда ты знаешь, Ровена, что ее оставили на подушке?
– Я… ты сам это сказал, – пробормотала Ровена. – Точно.
– Нет, Ровена, – ответил он, стараясь справиться с охватившим его ужасом. – Я этого не говорил.
Она смотрела на него широко раскрытыми и застывшими, как у пойманного животного, глазами. Алекс хотел бы разозлиться на нее, но вместо этого ощутил лишь слабость и пустоту внутри. Когда Флора заболела, Ровена служила для него неиссякаемым источником силы и мужества, а во время последовавшей за этим черной полосы безумия она ни разу не поколебалась в своей безграничной преданности ему и уверенности, что он непременно снова будет здоров. Теперь, когда она стояла перед ним с дрожащими губами и глазами, в которых застыло отчаяние, он внезапно понял, почему она все эти годы была так беззаветно верна ему.
Она любила его.
– Эта записка действительно была от Роберта? – тихо спросил Алекс. – Или ты написала ее сама?
Она покачала головой:
– Об этой записке мне ничего не известно…
– Ровена, – оборвал ее Алекс. – Я хочу услышать от тебя правду.
Она опустила глаза.
– От Роберта. – Ее голос был тихим и дрожал. – Я знала, что он собирается сжечь наши дома, а нас самих уморить голодом. Поэтому я выскользнула за ворота, пока вы осматривали стену, и нашла его в лесу. Я спросила, что ему нужно, чтобы он оставил нас в покое. Роберт ответил мне, что уйдет, если получит ведьму. И тогда я согласилась передать его записку.
Она смотрела на Алекса широко раскрытыми умоляющими глазами.
– Она бы убила тебя, Алекс, а я этого не смогла бы перенести, – с жаром сказала Ровена. – Эта ведьма околдовала тебя, чтобы ты был неспособен увидеть ужасные беды, которые она приносит клану. С каждым днем заклятие становилось все сильнее, и все больше людей поддавались ему. Я должна была заставить ее уйти, пока она не уничтожила нас всех.
Алекс задумался над ее словами. Как бы ему хотелось поверить ей. Наконец он покачал головой.
– Ты с самого первого дня пыталась избавиться от нее, Ровена, – сказал он, почему-то не в силах вызвать в себе гнев. – Это ты натянула шнурок поперек ступенек, рассчитывая, что она упадет и разобьется. Когда это не сработало, ты заперла ее в комнате и подожгла кровать, надеясь убить ее или по крайней мере заставить уйти. И это тоже я должен считать твоей попыткой защитить клан?
– Она – ведьма! – отчаянно защищалась Ровена. – Она пришла сюда, чтобы творить зло. Она хотела заставить нас служить дьяволу!
– Нет, Ровена. Она оказалась здесь, потому что я заставил ее. И осталась, потому что хотела вылечить моего сына. Вот и все.
В глазах женщины сверкнули слезы.
– Она околдовала тебя, Алекс, – повторила Ровена прерывающимся голосом.
Алекс медленно приближался к ней.
– Она изменила тебя. Ты по-прежнему находишься под действием ее чар и не замечаешь этого. Но когда-нибудь тебе станет лучше, и ты поймешь, что я поступила правильно. Теперь, когда она ушла, все будет как прежде.
Алекс протянул руку и коснулся ее щеки.
– Прости, Ровена, – ласково произнес он, – но нам не суждено быть вместе.
– Ты этого не можешь знать, – покачала головой Ровена. – Сейчас ты сердишься на меня. Но со временем…
– Нет, Ровена. Ни теперь, ни потом. Ты понимаешь меня? Этого не будет никогда.
Ровена посмотрела на него так, как будто он ударил ее.
Затем она повернулась и выбежала из зала. Неловкое молчание нарушалось лишь звуками ее рыданий.
– Боже мой, – произнес наконец Оуэн, почесывая седую голову. – Прошу прощения, Макдан, но, кажется, эта девушка влюблена в тебя.
Алекс закрыл глаза и помассировал виски. Головная боль усилилась.
– Камерон и Бродик, выведите людей и разделите их на два отряда, – приказал он. – Один останется здесь для защиты замка, а другой отправится со мной. Выступаем через десять минут.
– Превосходно, – сказал Лахлан, потирая руки. – Мне как раз хватит времени, чтобы приготовить свежую порцию моего винца.
– Я готов выступить в любую секунду, – заявил Реджинальд, радостно похлопывая по мечу. – Только захвачу немного эликсира, который приготовила Гвендолин для моего живота. Превосходная штука. Когда-нибудь ты должен попробовать его от головной боли, Макдан.
– Мне непонятно, как лекарство от живота может вылечить голову парня, – усмехнулся Оуэн. – Он должен попробовать мазь, что она приготовила для моих рук, – решил он, протягивая ладони и гордо сгибая и разгибая пальцы, чтобы продемонстрировать их вновь обретенную гибкость. – Я принесу тебе немного мази, Алекс, и ты можешь попытаться втирать ее в голову.
– Глупейшее предложение, какое я когда-либо слышал, – фыркнул Лахлан. – Как, интересно, он появится перед Робертом со стекающей с его головы вонючей мазью? Когда ты в первый раз намазался этой противной штукой, я не мог находиться с тобой в одной комнате.
Белые брови Оуэна сдвинулись.
– Прошу прощения, Лахлан, но мне кажется, не тебе жаловаться на запах.
– Знаешь, он прав, – добавил Реджинальд. – Ты хоть представляешь, какой аромат исходит от тебя, когда ты варишь свои отвратительные зелья?
Лахлан задохнулся от гнева.
– Это зелье является смертельным оружием…
Алекс в полной растерянности смотрел на ссорящихся стариков. Оуэн, Лахлан и Реджинальд редко выходили наружу, и он не мог вспомнить, когда последний раз они отваживались оставлять надежные стены замка.
– Вы рассчитываете пойти со мной? – смущенно спросил он.
Трое стариков прекратили спор и посмотрели на него.
– Разумеется, парень, – заверил его Оуэн. – Мы должны помочь тебе спасти нашу ведьму.
– Ты сам знаешь, что у этих Максуинов нет на нее никаких прав, – добавил Реджинальд. – Мы обязаны заставить их понять это.
– Девушка принадлежит нам, – закончил Лахлан. – Я говорил это с самого начала.
Алекс заморгал, не веря своим ушам. Каким образом сумела Гвендолин так околдовать этих стариков, что они были готовы покинуть безопасный замок и вступить в бой, чтобы вернуть ее?
Точно так же, как она околдовала его, здраво рассудил он. Своей силой, честностью, состраданием. Само ее присутствие излечивало тех, кто в ней нуждался. Она приняла умирающего мальчика и вернула его к жизни, не прибегая к кровопусканиям, слабительному и другим ужасным пыткам, а всего лишь добротой и терпением и, возможно, немножко магией. Гвендолин открыла ставни и наполнила их мир светом, разогнав мрак и несчастье, душным облаком обволакивающие замок после смерти Флоры. Он понял, что, сделав это, она одержала победу и в своей собственной битве. Ей наконец удалось преодолеть страх и подозрительность остальных и заставить их увидеть ее истинное лицо.
Женщина необыкновенной смелости, готовая отдать все ради тех, кого она любит.
Он говорил ей, что она принадлежит ему. Теперь он со смирением признал, что ошибался. Гвендолин была слишком прекрасна и необычна, чтобы принадлежать кому бы то ни было. Она была неразрывно связана и с ним, и с этими людьми, которые были готовы умереть за нее. Когда он вырвет ее из рук Роберта, то сделает все, что в его силах, чтобы заставить ее понять это.
Но пускаться на поиски Гвендолин, таща за собой этих трех неуклюжих стариков, он не намерен.
– Меня радует ваше желание отправиться в такой долгий и трудный поход, чтобы вернуть домой Гвендолин, – сказал Алекс. – Только даже самым молодым и сильным из моих воинов будет трудно выдержать многочасовую скачку, краткие минуты отдыха на сырой и твердой земле и яростную битву, которая ждет нас впереди…
Старейшины заморгали.
– …и хотя мне вас будет не хватать в этом тяжелом походе, я надеюсь, что хотя бы один из вас останется, чтобы помочь защитить клан от возможного нападения…