Таким образом, я стала жить и работать у графа, составляла список его дел, организовала прием по записи (точнее, я предложила, а Оливер согласился и воплотил эту идею в жизнь). Не смотря на все сопротивления, граф назначил мне заработную плату 20 гведо в неделю, так что теперь мой план был более перспективным. После рабочего дня, я сортировала документы на подписанные и не подписанные, на просмотренные и не просмотренные. И, хоть прошло всего два дня, я прижилась в этом месте больше, чем у себя дома за все семнадцать лет моей жизни.
В первый день я устроила для себя импровизированную экскурсию: я исследовала дом, мысленно составляя подробную карту - не хватало еще заблудиться в доме. Дом был относительно небольшим. В нем было три этажа, подвал и чердак. Подвал был огромным хранилищем всего растительного и питательного - от хлеба и вина до целебных трав. Первый этаж был в основном приемным - там был огромный зал для приемов, кухня, столовая и оранжерея. На втором и третьем этаже находились жилые комнаты. Комната Оливера и его кабинет, как и моя комната, находились на втором этаже. Все остальные комнаты были гостевыми. На третьем этаже располагалась комната Ириды и там же находилась библиотека. На чердаке было место, где вместо черепичной крыши было стекло и можно было смотреть на звезды. Все это я узнала, бесцеремонно заглядывая в каждую дверь.
Когда я нашла комнату графа, то сперва не поняла, что забрела туда, куда не следует. Это была даже не комната, а скорее покои. Там было три комнаты: что-то на подобии гостиной, сама спальня и ванная. Все тут выглядело незатейливо, но роскошно. Моя семья была не из бедных, но до таких удобств ей было далеко. Первое, что бросалось в глаза - шелковые простыни, одеяла, шторы... Словом, все, что из ткани, было шелковым. В гостиной и спальне было ковровое покрытие, что было довольно популярно в последнее время среди аристократии. А вот дизайн ванной меня приятно удивил - вместо обычного пола (плит или очередного коврового покрытия) тут зеленела трава. Не знаю почему, но мне казалось, что именно в этой комнате я найду что-то особенное, но когда ничего, кроме травки на полу, не нашлось, я расстроенно побрела к выходу. Тогда-то мой взгляд и привлек невзрачный блокнот, лежащий на тумбочке. Было видно, что тот, кто его туда положил, не хотел, чтобы его заметили. В этот момент я поняла, что зашла в комнату, в которую мне заведомо вход воспрещен... И это еще больше подогрело мой интерес.
«Мир Оливера» - заявлял о себе блокнот на первой странице. По спине пробежал холодок, но любопытную меня было сложно остановить. Первая запись была датирована три тысячи пятьдесят третьим годом - мне тогда было девять, а Оливеру где-то двенадцать-тринадцать.
«Мне страшно и одиноко. Я не знаю, что происходит, но все вокруг встревожены и замолкают, когда видят меня. Со мной никто не разговаривает. Где мама и папа? Они обещали приехать сегодня, но я чувствую, что они не приедут. Что происходит?»
Следующая запись была сделана через два дня после первой. Я перевела на нее взгляд, и показалось, что написана она не чернилами.
«Они их убили и они заплатят. Я отомщу за них. Знайте, Саллирские ведьмы, вам не сойдет это с рук! Придет день, когда ваши дети будут ждать вас домой из путешествия, но вы не вернетесь... Как не вернулась Мариса.»
Я отбросила блокнот, чувствуя, как подкатывает к горлу комок и как трясутся руки. Боже, он ненавидит весь Саллир без перебора... А эта запись, чем она написана? Ответ пришел запоздало, так как моя голова отказывалась работать от накатившей истерики. Это была кровь Марисы. Он писал кровью, как пишут клятвы и проклятия. Я бросилась прочь из покоев графа, только чтобы не видеть шелковые простыни и пушистые ковры человека, который убил одну из моих родственниц. Теперь мне действительно было страшно и, как это ни странно, жутко обидно. Я была до глубины души оскорблена тем, что маленький Оливер распространил свою ненависть к убийцам своих родителей на всех жителей Саллира. Еще я ощущала глубокую тоску, так как в тот момент, когда я прекратила убегать и остановилась, я вспомнила одну очень важную вещь - я знала Марису. Я села на лавочку, которая стояла тут, на чердаке, чтобы было удобнее смотреть в звездное небо. Я никогда не вспоминала о ней вплоть до сегодняшнего дня, хотя в те годы провела с ней очень много времени. Мне тогда казалось, что будь моя сестра здесь, она была бы похожа на веселую и беззаботную Марису. Мы играли, учились и грустили вместе. Наши родители устраивали нам праздники, на которые Мариса приглашала своих друзей из начального класса библиотекаря. Меня учили на дому, поэтому эти мероприятия, как и сама Мариса, были для меня единственными якорями в нормальной жизни среди других людей, кроме родителей и слуг. Но потом Мариса вдруг исчезла. Ее родители пришли в наш дом в синих траурных одеждах (хотя тогда я не знала, что они траурные) и сказали что-то моим маме с папой, отчего те сразу ужаснулись и расстроились. Они еще долго говорили в тот вечер, а потом, на следующий день, никого из родных Марисы не нашли в городе или его очертаниях. Ее семья исчезла для меня, как и сама Мариса. Несколько долгих лет я иногда задумывалась, почему они все так резко пропали, а потом перестала об этом думать. Но сегодня я, наконец, поняла, что тогда случилось, и смогла оплакать свою давнюю подругу. Не знаю, сколько времени я сидела так, но вскоре поняла, что на улице стемнело, а над моей головой растянулось небо, усыпанное звездами.