— Итак, ты примирилась со своим замужеством, к которому тебя так поспешно принудили обстоятельства?
— Я думала о красоте местности.
— Говорят, — напомнил он мне, — что, когда влюблен, трава кажется зеленее и весь мир становится прекраснее?
— Я склонна думать, что это весна, — сказала я.
— Скоро я заставлю тебя убедиться, что ты — счастливая женщина. Однажды ты благословишь ту ночь, когда впервые попала в замок Пейлинг!
Я молчала, и он продолжил:
— Я настаиваю, чтобы ты отвечала мне, когда я с тобой говорю.
— Я не думала, что твои слова нуждаются в ответе.
— Ты должна с жаром ответить, что будешь всегда помнить ту ночь как самую счастливую в жизни… до того времени.
— Я должна начать замужнюю жизнь с того, что буду лгать мужу.
— А ты не солжешь, сказав так, потому что это — правда.
— Как же я могу сказать, что помню, если я ничего не помню?
— Ты помнишь. Было так много того, что ты осознаешь.
— Ты не против, если мы не будем говорить об этом?
— Я собираюсь быть к тебе снисходительным. Мы продвигались вперед, он пел ту же охотничью песню, которую я слышала раньше.
— Звучит весело, — сказала я.
— Это песня охотника, приносящего домой свою добычу.
— Тогда это подходит к нам.
Он громко засмеялся, к чему я уже стала привыкать, и, хотя я и притворялась возмущенной, настроение у меня улучшилось.
Замок Пейлинг. Мой дом. Он поднимался перед нами — суровый, отталкивающий, но бесконечно волнующий. Я смотрела на его серые каменные стены, которые стояли уже четыреста лет и, несомненно, простоят еще пятьсот и даже больше. В этих стенах была непобедимая сила. Они были построены, чтобы защищать, и так будет всегда.
Стены были сложены так, чтобы противостоять стенобитным орудиям врага. Четыре башни — две выходили на сушу и две — на море — были снабжены бойницами, наблюдательными постами и отверстиями, чтобы выливать горящую смолу на головы захватчиков. В нижней части было мало оконных отверстий, только узкие щели, которые удобно охранять от вторжения.
— Добро пожаловать в Пейлинг, жена! — сказал Колум, и мы вместе под решеткой въехали во двор.
Как по мановению волшебной палочки появились конюхи. Колум соскочил с лошади, кинул поводья конюху и снял меня с лошади. Бок о бок мы пересекли двор, и, когда подошли к маленькой двери в большой стене, он поднял меня на руки и внес в замок.
— Нас теперь трое, — шепнул он и опустил меня на пол.
Мы поднялись по узкой лестнице и вошли в просторный зал с галереей наверху.
— Твой дом! — произнес он с гордостью. — Моя семья живет здесь со времен Завоевателя, пришла с ним из Нормандии. Мой норманнский предок построил здесь замок, взял корнуоллскую девушку в жены, она подарила ему много сыновей и дочерей, они женились и выходили замуж, рожали еще — и так через пятьсот лет мы стали корнуолльцами. Конечно, сначала замок выглядел не так, только как крепость — охранное помещение, подземная тюрьма и толстые непробиваемые стены. С течением времени мы его достраивали. Я, несомненно, тоже что-нибудь добавлю к нему, а начал я с того, что добавил жену.
Он приподнял меня, крепко поцеловал и сказал:
— Мы устали с дороги, поедим — и в кровать.
Затем мы вместе ели, пили, и это во многом напоминало ту ночь.
Спальня была другой — с большой кроватью, с шелковым вышитым пологом. В подсвечниках горели свечи, и я заметила большой фигурный шкаф с резьбой в виде аканта и листьев. Больше я ничего не заметила, ни о чем не думала, ибо со мой был мой муж, который снимал с меня платье и нес меня на закрытую пологом кровать. После этого я знала, что перестану думать о той роковой ночи в замке Пейлинг, потому что будут другие и со временем они сольются в одну, и я забуду, что была взята против воли, потому что, будто в сказке, мое сопротивление ушло, оставив меня возбужденной и желающей пуститься в открытое плавание, где этот человек, который уже стал главным в моей жизни, показывал мне дорогу.
Мое чувство к нему я поняла рано утром, когда, проснувшись, лежала и наблюдала, как рассвет медленно пробивается сквозь закрывавшие нас шелковые занавеси.
Он тоже не спал и сказал:
— Ты знаешь, а ведь я все это организовал.
— Что организовал? — спросила я.
— Я поставил перед собой цель получить тебя, когда увидел в гостинице, но тебя очень хорошо охраняли. Черт возьми, твоя матушка — тигрица, а не женщина! Она стояла бы за тебя насмерть, и я понял, что мне надо составить план, а в ту ночь ничего не мог сделать.
— Продолжай, — вымолвила я, — расскажи мне, что произошло?
— Я знал, куда вы направлялись, — в Тристан Прайори, резиденцию Лэндоров, где вы оставались целую неделю. Твоя служанка сказала одному из моих слуг, что вы будете возвращаться тем же путем.
— Ты хочешь сказать?..
— Ты начинаешь понимать: это мои люди подстерегли вас на дороге.
— Грабители?..
— Это только хорошие слуги. Я только ждал, чтобы спасти тебя и привезти сюда, где все было приготовлено.
— Ты порочный! — воскликнула я.
— Надо, чтобы жена знала своего мужа.
— Ты нарочно организовал все это?.. Ты доставил столько страданий… мне… моей матери?
— Иногда необходимо пострадать, чтобы быть счастливой. В конце концов, все обошлось благополучно: у тебя сильный муж, чудесный дом, в тебе уже есть семя. Через шесть месяцев родится наш сын, и будет еще много, обещаю тебе, ибо мне нравится, что у меня есть жена. Ты мне понравилась с того момента, как я увидел тебя: я знаю, когда мне нужна женщина!
— Несомненно, их было много!
— О, много, но только ты стала моей женой.
— Почему?
— Воспитанна, достойна быть матерью моих сыновей, хорошая семья, богатое приданое, ибо твой отец — щедрый человек. Ты подходила по всем статьям, но я на тебе не женился бы, если бы не хотел тебя. Я мог без труда найти богатую жену, но мне нужна была женщина, которая мне нравится.
— Я должна презирать тебя, — ответила я.
— А ты не презираешь, я вижу это. Ты не можешь притворяться, хоть и пытаешься. И даже в ту первую ночь… я чувствовал твою реакцию: ты хотела меня, моя девочка, хотя и была так беспомощна и неопытна. Ты знала и это, правда? Где-то глубоко у тебя сидела мысль: он организовал это, он такой, он берет, что хочет, и не надо сопротивляться ему!
Я молчала. Подозревала ли я? Наверное, да, но самым большим открытием было не то, что он все это организовал, а то, что я должна была знать это и радоваться.
***
Последующие недели в замке Пейлинг были временем открытий себя и своей природы. Как ни странно, я была счастлива — не тем счастьем, когда все тихо и спокойно, а тем, что постоянно находилась в состоянии возбуждения. Я уже хорошо знала, что с Фенимором Лэндором этого никогда бы не было.
Мои отношения с мужем были преобладающим фактором: он совершенно очаровал меня. Он действительно был господином в замке, и каждый спешил выполнить его поручение. Гнев его мог быть ужасен: я видела, как он бил слуг кнутом, если они делали что-нибудь не так; они перед ним дрожали. Когда мужа не было в замке, все чувствовали облегчение — это была своего рода передышка, как мне казалось, от необходимости быть постоянно начеку, чтобы угодить ему.
Его громкий голос эхом отдавался во всех помещениях. Он действительно был хозяином.
Было чудесно знать, что я что-то значила для него. Я смеялась в душе, когда вспоминала о его планах моего совращения: значит, он очень сильно меня желал, если пошел на такие ухищрения. И он мне рассказал об этом, он восхищался мной! Я была неопытная, но страстная, и для него было большим удовольствием учить меня. Он, без сомнения, был полностью поглощен нашими отношениями, и мне даже в голову не приходило спросить себя, как долго это будет продолжаться, ибо не буду же я вечной ученицей и очень скоро я уже не буду такой стройной.
Он с восхищением говорил о ребенке, и я видела, что, как и мой отец, он страстно хотел сына. Матушка говорила мне, что ее неспособность подарить отцу сыновей была причиной множества неприятностей. Однажды она сказала, что если бы она родила хоть одного сына, мой отец никогда не взглянул бы на Ромелию и Пенна бы не было. Кто знает?