Один из плюсов дружбы с оборотнем состоит в том, что что у них очень острое обоняние. А у Юмы этот дар еще более развит, чем у обычного оборотня, и она может запросто по запаху определить, насколько свежее кондитерское изделие, не прокис ли крем и из чего он сделан, не подгорели ли коржи, не пожалели ли орехов и тому подобное, поэтому выбор лакомства ложится сугубо на плечи подруги. Придирчиво побродив несколько минут возле витрин, Юма уверенно выбирает небольшой торт, украшенный кремовыми розочками.
Дни до собрания пролетают незаметно, и у нас даже успевает выработаться свой собственный распорядок дня. После завтрака в дождливую погоду мы оставались дома, готовили вкусную еду, а потом сидели на террасе, ели, болтали, играли в настольные игры, или молчали. Если же небо радовало солнышком, отправлялись гулять по городу. Я выполнила обещание и показала Юме музей истории магии и смотровую площадку над библиотекой. А еще мы вместе нашли кофейню с самым большим выбором кофе, какой я когда-либо встречала; кондитерскую, где продают настолько маленькие пирожные, что их хватает ровно на два укуса; кафе, с расставленными вдоль стен стеллажами с книгами, и можно взять почитать любую; а еще в одном из скверов наткнулись на красивый многоярусный фонтан, в струях которого можно различить нежную грустную мелодию.
Я ходила по улицам, оглядываясь по сторонам, из боязни наткнуться на Лусана, пока Юма меня не успокоила — она может чуять запах человека за двадцать метров, и если Лусан окажется поблизости, незамеченным ему подобраться не удастся.
Утром, пока мы идем на собрание по поводу зачисления, обреченно думаю, что такие мероприятия обычно общие для всех потоков, а значит, я обязательно встречу Лусана, чего я так хотела бы избежать. Выслушав мои опасения, Юма улыбается:
— У тебя есть я. Сообщу, если он окажется рядом, и ты сможешь спрятаться. В крайнем случае, будем бегать от него кругами.
Улыбаюсь:
— И будем смотреться, как две идиотки.
— Две идиотки и идиот, — усмехается Юма.
Возле входа на территорию Академии Магии сурового вида мужчина просит нас предъявить клубки, водит над ними ладонью и только после этого пропускает внутрь.
Активируем клубки, подбросив их в воздух, какое-то время петляем по тропинкам, пока не выходим на большую площадь со сценой.
Юма хватает меня за ладонь и уверенно проводит сквозь толпу к Хайто, у которого над головой неоново-красным сверкает надпись «факультет боевой маги». Мужчина нам кивает и сообщает, что является нашим куратором и что речь ректора начнется через пятнадцать минут, а после нее мы должны будем пойти в аудиторию на собрание группы.
Когда пытаюсь высунуться из-за спин сокурсников, чтобы лучше рассмотреть сцену, на которой планируется выступление ректора, Юма на меня шикает:
— С ума сошла? Забыла уже, что тебе нужно прятаться?
— Забыла, — смущенно отвечаю я.
Подруга задвигает меня за широкую спину парня, сама прячется за его соседа, сквозь щелочку между ними осторожно рассматривает площадь и удовлетворенно произносит:
— А вот и Лусан! Я так надеялась, что он не сможет поступить! Не высовывайся — он как раз осматривается по сторонам. Вероятно, тебя ищет. Лучше пусть думает, что ты не поступила.
Какая-то часть меня возмущается, почему это я должна прятаться, ведь это он — изменщик. Но как представлю, что придется с ним заговорить… Чувствую, что боль от предательства все еще настолько острая, что и сама не знаю, то ли начну орать, как сумасшедшая, то ли разревусь, как дура. И совершенно точно не хочу ни одного, ни второго. Я же его действительно любила, верила ему, а он…
Из грустных раздумий меня вырывает тишина. Удивленно осматриваюсь по сторонам, а затем догадываюсь осторожно выглянуть с противоположной от Лусана стороны из-за парня, за которым прячусь, и бросаю взгляд на сцену. Так и есть — на нее поднялся сухонький старичок с длинной седой бородой и кустистыми бровями. Вот только я в его преклонный возраст не поверила — слишком уж живые и умные глаза. Учитывая, что он маг и наверняка не из последних, иначе бы просто не справился с такой должностью, этот старик легко может пережить нас всех.
Дождавшись, пока станет настолько тихо, что легко можно расслышать шуршание листьев, ректор улыбается, отчего сбрасывает лет двадцать: