— Частичная или полная амнезия, обсессивно-фобическое поведение, неадекватные реакции. Больной не узнает окружающих, теряет профессиональные навыки, развивается боязнь открытого пространства.
— Что может привести ко второму рецидиву? — платочек в руках матери Арье превратился в комок, но говорила она обычным ровным голосом, не поднимая глаз на постороннего мужчину.
— Отрицательные эмоции. Любой нервный срыв способен вызвать приступ. Увы, но вам придется баловать своего взрослого сына, точно малое дитя.
— И до каких пор?
— До самого последнего дня.
Вернувшись из больницы, Арье несколько дней промаялся в пустой квартире. Воспоминания, точно мираж, дрожали в разреженном воздухе гостиной, переливались в ванной, вставали смутным призраком над постелью жены. Иногда ему чудился детский плач, иногда легкие шаги Хаи. Он спасался у Рути: устраиваясь на кухне, бесконечно помешивал ложечкой чай в толстой глиняной кружке или крошил медовый пряник.
Разговор не клеился, но Арье и не нуждался в словах. Ему было достаточно просто наблюдать, как сестра возится с детьми, готовит обед, управляется по хозяйству. Ее ровное отношение к жизни сглаживало пики и пропасти его эмоций. Через час-другой волнение отпускало, в голове становилось ясно, а на сердце спокойно. Спустя четыре дня Рути подала ему телефонную трубку.
— Я набрала номер отцовского колеля, — сказала она, прикрыв рукой микрофон. — Скажи секретарю, что с завтрашнего утра ты начинаешь учиться.
Ее влажные после мытья посуды пальцы, перечеркнутые яичной полоской обручального кольца, походили на нотный стан.
Арье вопросительно поднял брови.
— Слушайся старших, Арьюш, — с лукавой наставительностью произнесла Рути.
Многолетняя привычка слушаться сестру заставила Арье взять протянутую ему трубку. Секунду помедлив, он поднес ее к уху и твердо произнес:
— Говорит Арье-Ор Ланда…
Он стал приходить в колель одним из первых и оставаться там до глубокой ночи. Тяжелая интеллектуальная работа над Талмудом иссушала мозг, Арье возвращался домой обессиленным, наскоро ел и валился на постель. Сбылась мечта отца Арье и матери Хаи, но, доведись им заранее узнать о цене, они бы обеими руками оттолкнули мечту прочь.
Полностью погрузиться в учебу не получалось. То и дело Арье отвлекали горестные мысли. Почему несчастье случилось с его милой, добродетельной женой? Чем заслужила она такую короткую жизнь и внезапную смерть? В чем провинилась их крохотная дочь, еще не успевшая совершить ни одного самостоятельного поступка? Может быть, во всем виноват он, вместо учения и духовного совершенствования распевавший песни в синагогах?
На тридцатый день Арье приснился странный сон. Все было словно наяву. Он вернулся домой из колеля, включил свет, вошел в гостиную. На столе стоял гроб, а в нем, покрытая тонким слоем песка, лежала Хая.
— Хаяле, что с тобой?! — воскликнул Арье.
Она тут же села и принялась сбрасывать с себя песок.
— Я немного задремала, — произнесла Хая своим ласковым голоском и улыбнулась. Ее лицо плыло и менялось, словно очертания деревьев в знойный день.
Проворно выбравшись из гроба, она пошла к двери. Песок осыпался с ее платья, как конфетти в день их свадьбы, когда, дрожа и немея, он вел ее после хупы в комнату для первого уединения новобрачных.
— Ты куда? — спросил он дребезжащим от волнения голосом.
— Я хочу посмотреть мир, — сказала она, не оборачиваясь. Дойдя до двери, Хая оперлась плечом о косяк и, быстро обернувшись, поманила мужа пальцем.
Глаза — вот что больше всего поразило Арье. Огромные, выпуклые, это не были глаза Хаи! Он смотрел в них не отрываясь, и пространство комнаты начало медленно съеживаться, сминаться, точно лист черной бумаги. В последнюю секунду перед пробуждением Арье увидел, как Хая переступила порог и еще раз поманила его за собой.
Проснувшись, он долго лежал, ожидая, пока успокоится спотыкающееся сердце. Лоб обметало липкой испариной, руки противно дрожали. Ощущение реальности произошедшего не отпускало. Арье казалось, если он поднимется, включит свет и выйдет из спальни в гостиную, то обнаружит на столе черный гроб, до половины засыпанный рыжим песком.
Минут через двадцать он заставил себя встать, вымыть руки и войти в гостиную. В комнате было пусто, белая скатерть холодно сияла на столе. Он подошел поближе. Под ногами что-то захрустело. Песок. Откуда здесь песок? Или ему кажется?
Арье принес из кладовки веник, тщательно собрал мусор на совок и поднес к лицу. Сомнений не оставалось: на темно-синей пластмассе отчетливо выделялись рыжие песчинки.