— Чего-нибудь пожуёшь? — поинтересовалась первая ведьма.
Очень смешно. Да у меня кусок в горло не полезет ещё как минимум неделю! Но в подобной обстановке отказываться от предложений и приглашений нужно со всеми возможными предосторожностями и как можно корректнее.
— Благодарю покорно, я не голодна, — и попыталась выдавить улыбку. — Скажите, а часто у вас появляются такие же, как я, посетители? — а сама продолжаю напряжённо оглядывать местный народ, не расслабляюсь.
— Не так шобы очень. Зайти-то они могуть, да выйти ешшо нихто не сподобился… — захихикала та, что с кривым зубом. — А уж куды потом деваються…
— А вот мы кожный год могём на одну ночь отсюда слинять, по другим мирам погулять. Оттого и собираемся тут, где переход отворяется, — со знанием дела сообщила ведьма с бородавкой. — Сегодня ж Самхэйн, отчего бы и не погулять?! Вот откушаем варева, — она с предвкушением глянула на бурлящие котлы, — и пойдём! Нам там сладенького дадут, шоб не пужали дюже. По домам пойдём — и на цельный год сладкого себе нагребём! Тока ты тут останешься, как и те, которые до тебя приходили, не возвернёшься тудой, не пустят.
Так-так-так, кажется, картина проясняется. Говорят, в Ночь Всех Святых (которая у кельтов как раз Самхэйном и называлась) открывается проход в потусторонний мир, из которого к нам пробирается всякая нечисть и разгуливает до утра по окрестностям, а от неё откупаются сладостями и пытаются отогнать фигурными фонарями-тыквами со священным огнём. Хотя, если не ошибаюсь, кельты фонари делали вовсе не из тыквы, а именно из репы, и вообще, в ночь с 31 октября на 1 ноября праздновали конец осени и приход зимы, другими словами Новый год. Но потусторонний мир — это всё, конечно, сказки, вот только, судя по всему, именно здесь я сейчас и оказалась. Знать бы ещё, где это «здесь».
И нормально так мы сидели с этими ведьмами болтали, да чей-то взгляд спину прожигал всё сильней и сильней. Скосила глаза, попыталась вычислить сталкера и наткнулась на клыкастую лыбу. Лицо бледное, уши заострённые, глаза красные, а под ними чёрные круги размером с блюдца. Мамочки!
— А это кто такой? — шепнула я временным товаркам и указала взглядом на ухмыляющегося субъекта. — На вампира больно похож.
— Так энто он, вомпыр и есть! — подтвердила неприятные догадки вторая ведьма. — Чего, приглянулся? — и заухмылялась, выставляя кривой зуб напоказ.
Вот здорово! Только ожившего кровососа мне и не хватало для счастья!
— Ты бы не глядела на него, — предупредила первая. — А то плясать позовёть, а потом сожрёть на полянке, не подавится. Силушки-то, гляжу, у тебя негусто.
Да у меня её вообще нет, в том-то и беда!
И тут хозяин таверны, здоровенный дядька с рыжей косматой бородой (домовой, что ли, только размером побольше) подошёл к одному котлу, потом к другому, понюхал, зачерпнул ложкой варево и объявил, что праздничный банкет готов.
Ох как все оживились! Загудели, ложками по столу застучали… И хозяин стал обносить всех полными мисками, за которые народ и принялся, сёрбая, похрюкивая, чавкая и причмокивая.
А я под шумок решила слинять. Ведьмы, они же Бабки-Ёжки местного пошиба, кажется, напрочь обо мне забыли. Я тут вопить буду «Поеда-ают!!!», а они и не заметят, пока бурду свою хлебают и брагой запивают. Короче, своими силами нужно спасаться. Ну, и двинулась через зал к выходу. Может, где-нибудь там, за пределами таверны, ещё один переход между мирами откроется, через который и я смогу пройти?!
— Не меня ли ты искала этой ночью? — мурлыкнул давешний вампир, возникая буквально из ниоткуда и загораживая проход.
— Не тебя, ирод окаянный, совсем не тебя! — и, юркнув под его рукой, на заплетающихся ногах рванула к выходу и выбежала наружу.
Да, дверь вывела меня на свежий воздух… да только в каком-то жутком местечке, где на ночном небе светило аж две громадные луны, причём одна из них была кроваво-красная! И имелась ещё одна огромная странность: пространство около таверны, больше напоминавшей избушку на курьих лапах, только очень внушительных размеров, было будто кистью художника поделено на две части. Половина избушки находилась на, если так можно сказать, летне-осенней стороне, зато на другой царила зима и сугробы по пояс. И там, и там был лес, вдоль которого шла дорога.