– Конечно, – кивнул Ник. – Но папа тоже не любит грибы, так что будешь есть его одна.
[1] Непрогляд – это программа, целью которой является сокрытие наличия магического воздействия на человеке, сокрытие факта проведения обряда или личности инициатора воздействия. Если на магическое воздействие наложен непрогляд, то при диагностике не смогут обнаружить воздействие либо невозможным станет установить, кем был проведен обряд.
[2] Альгиз (ᛉ) – название руны Альгиз восходит к древнескандинавскому «elch», что в переводе означает «лось». Традиционно значение руны Альгиз, которую можно встретить практически во всех футарках и футорках, сводится к понятию универсальной защиты, однако семантика образа обладает гораздо более глубоким и многогранным значением.
[3] Иса (ᛁ) – в буквальном переводе означает «лёд». С одной стороны, лёд в природе – это замирание, окоченение, приостановка всех процессов, с другой же – это структурирование, уплотнение, кристаллизация воды. Иса в рунической традиции является символом не только паузы, остановки, но также процессов сохранения, укрепления, внутреннего порядка.
[4] Соулу (ᛋ) – ассоциируется, в первую очередь, с солнцем и солнечным светом. Это руна озарения, воли, победы, экстаза. Она указывает на благотворное преобразование, на кардинальные и динамичные перемены к лучшему.
13 глава. Скандинавская Богиня.
Бычковка оказалась небольшой, но аккуратной деревушкой. Дома стояли вперемешку – какие деревянные, какие каменные. Дети играли на полянках у домов в мяч, скакали на скакалках. Я улыбнулась. Я будто очутилась в своем детстве!
Солнце освещало все вокруг и слепило глаза. Не спасал даже солнцезащитный козырек и открытые окна.
– То дождь, то солнце, – прокомментировал Ник.
– Жаль, что кондиционера тут нет... – сказала я.
– Вентилятор могу включить.
– Какой от него толк? Только пыль поднимет.
Ник согласно промолчал.
Деревня Бычковка состояла из шести длинных улиц. И на пятой, под названием «Советская», в самой середине, стоял домик отца Ника из серых кирпичей. И крыша была самая обычная – шифер, а не как у многих здешних, покрытая ярким профнастилом. Зато окна у него были пластиковые и крыльцо добротно построенное из темного дерева.
Участок небольшой, с небольшим огородиком – немного картошки, немного морковки, зелени, еще всякого по мелочи. На краю участка стоит маленький сарайчик, а с другой стороны побеленная баня.
– Симпатично, – сказала я.
– Папа старается.
– Какое у него отчество?
– Леонидович. Моисей Леонидович.
Мы вошли в дом. Даже на крыльце было чисто и аккуратно. Я бы так не смогла. Ненавижу уборку, и непременно бы где-нибудь «не заметила» пыль, разумеется, из-за лени, а не из-за невнимательности.
– Пап, – позвал Ник, входя в дом.
А я почувствовала небольшую неловкость. Ник отца не предупредил, что приедет, да еще и с непонятной девицей (это я про себя).
Моисей Леонидович не отзывался.
– Спит что ли? – растерянно пробормотал Ник, разуваясь.
Я тоже разулась. И мы прошли в основную комнату. На диване лежал мужчина лет шестидесяти. Он был полностью седой и с бородой.
– Пап!
Моисей Леонидович зажмурился и открыл глаза. Ярко-голубые глаза. Я такой цвет никогда в жизни не видела. Словно летнее небо. Но красоту этого цвета омрачал покрасневший белок глаза.
– Ты пил? – убито спросил Ник.
– Сына? – сонно спросил Моисей Леонидович. – Ты? Или мне снится?
– Не снится, папа. И я не один.
Взгляд Моисей Леонидовича наткнулся на меня. Я криво улыбнулась, все еще испытывая неловкость.
– Ты привел девушку? – поразился Моисей Леонидович и начал, кряхтя, подниматься с дивана. – Какая красавица. А я уж и не надеялся.
Я заметила, как щеки Ника немного порозовели. И улыбнулась.
– Да это моя коллега, – оправдался напарник. – Мы к тебе ненадолго приехали. В воскресенье уедем.
Моисей Леонидович расстроился:
– Да... А я то думал, привел, наконец, девушку свою! А ты все один и один! Двадцать шесть лет уже, жениться пора, а ты... Мы с твоей мамой поженились, когда нам было по двадцать лет.
– Пап, ты зачем пил?
Ничего вразумительного отец Ника не ответил. Он поднялся с дивана, и я обалдело открыла рот. Потому что из-за правого плеча Моисея Леонидовича, на котором он спал, торчал какой-то длинный черный противный щупалец, покрытый дымкой.
– И давно вы пьете? – вырвалось у меня.
Ник взглянул на меня с недоумением.
– Да я вчера маленько...
– Неправда.