— И как, нашли? — с самым разлюбезным видом поинтересовалась я.
— Пока нет. — улыбнулся Бергенау. — Но, думаю, это вопрос времени. Есть некоторые мысли на этот счет.
— Что ж, могу только пожелать удачи…
Дальнейший наш разговор свелся к довольно банальным, но милым комплиментам с его стороны и стрельбой глазками с моей. Нормальный флирт, ничего особенного. По окончании ужина Анхель изъявил желание проводить меня до дома, я, немного и для виду поотказывавшись, мол не хочу его утруждать, согласилась, и мы покинули гостеприимный зал «Пятой подковы» ради прогулки при луне, или, если уж быть точной, при ее половинке.
Шли мы неспешно, неторопливо, как и приличествует только-только начавшей выстраивать свои взаимоотношения парочке (куда ты, Анхель, нафиг денешься?), несли различные благоглупости, он шутил, я исправно смеялась, но, увы, все хорошее рано или поздно заканчивается — закончился и наш променад, и впереди показался мой дом, куда сегодня я его приглашать не намеревалась. Само собой разумеется, мурыжить слишком долго герра Бергенау я не собиралась, но и сдаваться в первый же день ухаживаний… Да за кого вы меня принимаете?!! Главное, за кого меня примет он, если я, вот так запросто, после первого же ужина в таверне, послушно раздвину ноги? Нет-с, в любви, как и на войне, мало одержать победу, ее надобно еще и удержать, хотя тут более уместна аналогия с рыбалкой. Рыбка крючок уже заглотила, теперь ее необходимо некоторое время поводить, дабы устала бороться, и можно вытягивать в свои нежные объятия. Главное, не дернуть в эти самые объятия слишком рано — сорвется. Слишком поздно, впрочем, тоже нехорошо — рыбке может наскучить игра и, перекусив леску, она уйдет на поиски новой приманки, посговорчивее, в очередной раз оставив меня у разбитого корыта.
— Что-ж, мы пришли. — вздохнула я, останавливаясь на пороге своего дома. — С удовольствием пригласила бы вас выпить чашечку травяного настоя, но уже очень поздно, Анхель, а вам еще возвращаться через полгорода…
За невысоким забором между моим жилищем и домом Виртелов блеснули чьи-то глаза. И, кажется мне, знаю я чьи.
— Ай, Клархен, отпусти!!! — завопил Гансик, вытаскиваемый за ухо из своего укрытия.
— Так-так, молодой человек. — напустив на себя самый строгий вид, произнесла я. — Значит подглядываем и подслушиваем, да?
— Я больше не буду, чесслово!!! Ай, ну больно же! — мелкий вырвался, прижал ладошку к покрасневшему, что было видно даже в неверном свете ночных светил, и начавшему опухать уху, и жалобно заканючил. — Маленьких обижать нехорошо, вот.
— Маленьких пороть надо. — спокойно прокомментировала я. — Чтоб по ночам спали, а не шлялись один Вышний знает где. И еще кой за какие прегрешения.
— Я ни при чем! — Гансик на всякий случай попятился и уткнулся спиной в Анхеля. — Это все фрау Клотильда!
— Да ну? — деваться постреленку было некуда, и я неспешно, словно неумолимый рок, двинулась в его сторону. — А новый колокольчик? А твой парадный вид? А что это вы, герр Виртел сегодня весь день сияли, словно новенький талер? Сдается мне, нас с тобой, чадо, ждет продолжительная и продуктивная беседа, после которой ты до-о-о-олго будешь доказывать своему отцу, что ты — это ты.
Шкода взвизгнул и рванулся прочь с такой силой, что поймавший его за шкирку Анхель был вынужден сделать аж два шага в сторону его дома, где Гансик, вероятно, рассчитывал найти спасение.
— Нельзя меня ни в кого превращать. — заныл он, поняв, что расплата за сводничество неминуема. — Завтра праздник, как я буду танцевать превращенный?
— Ничего, — зловеще произнес алхимик, едва сдерживая хохот: понял, видимо, что все это своеобразная игра, и теперь от души наслаждался ситуацией, — мы с фрёкен Айнфах станцуем и за тебя, и за нас двоих. Ведь станцуем?
— Непременно, герр Бергенау. — столь же зловеще подтвердила я. — А его я посажу в макитру с молоком, чтоб оно не грелось и не кисло. Так уж и быть, Гансик, быть тебе взрослой лягушкой, а не головастиком.
— Это верно. — подтвердил Анхель. — С головастика в хозяйстве какой толк? Жди еще, покуда вырастет…
По улице пронесся порыв ледяного ветра, заставив мальчишку, решившего, что превращение уже началось, зажмуриться от ужаса.
— Какой странный ветер. — задумчиво произнес алхимик и, вдруг, рванулся вперед, сбивая меня с ног и укрывая нас с Гансиком своим собственным телом. Новый порыв ветра принес не только пыль, но и запах тлена. Дом Виртелов вздрогнул от налетевшего вихря, словно смертельно раненый зверь, и беззвучно просел внутрь себя. Недавно еще прочные бревна его стен на глазах превращались в истлевшую от времени труху.