Два свидетеля видели, как она в четыре часа шла на пляж. Ладно! Но почему это не могла быть ее сестра? Что, если Глинис пошла в павильон и не вернулась обратно? Не важно, что ее будут подозревать, доказать никто ничего не сможет, не разобравшись, как этот фокус удался. Вы научили ее, доктор. Сами того не желая, но преподали ей урок. Если ей хватило выдержки пережить эту жуткую первую минуту, дальше она обдурит любого.
И ей это почти удалось.
Есть несколько деталей, которые надо быстро собрать воедино. Она может раздеть убитую, бросить одежду в шкаф, нарядить тело в собственный влажный купальник и резиновую купальную шапочку. Дальше надо счистить песок с резиновых подошв купальных тапочек и тоже надеть их на тело.
Что еще мы знаем об этой, на вид невинной (ха!), девушке, которая сейчас стоит вон там? В пятницу вечером, на Харли-стрит, я подслушал, как вы говорили мистеру Майклу Филдингу, что она была членом Королевского общества спасения утопающих. Она училась вытаскивать утопленников, взваливая их на плечи движением, которое называется «лифт пожарника», чтобы вынести человека из воды на берег. То же самое она может сделать с мертвым телом, двигаясь в другом направлении.
Какие трудности? Никаких трудностей.
Шерстяной купальник долго остается влажным. Она боится сама замочиться, поскольку на ней шелковая блузка. Надо во что-нибудь завернуть тело. Что подойдет лучше, чем ее собственная купальная накидка, да еще с одним из носовых платков Глинис Стакли в кармане?
Что происходит дальше? Она ждет гостя, который знает ее обычай в шесть часов быть дома. И что он подумает, если ее нет и она не отвечает на приветствие?
Я вам скажу: он подумает, что она сидит в павильоне. В хорошую погоду она каждый день ходит купаться. То же подумал и мистер Омистон, когда появился там. Он бы туда не пошел, нет, только не он! Но вы, доктор, поддались на провокацию. Заставив таким образом вас выйти на сцену раньше ее, она достигла своей цели.
Правда, ей чуть не помешал мистер Омистон. Но он, в ярости, удрал. Теперь ей оставалось сделать еще только одно. Что, доктор?
Никто не ответил. Только эхо от голоса Твигга ударилось в потолок и разнеслось по всему подвалу.
– Что, я вас спрашиваю? Она не могла признаться, что весь день была дома. Тогда подозрения все равно пали бы на нее. Какой еще вздор мог придать видимость правдоподобия ее рассказу?
– Вы имеете в виду велосипед…
– Да, доктор, я имею в виду велосипед. Где он был?
– В сарайчике сбоку дома.
– В двадцати футах от той комнаты, где была убита Глинис Стакли? Да?
– Да.
– Она вывела велосипед и бросила его на траве. Вернулась в комнату за мертвым телом. Она, должно быть, выглядела почти сумасшедшей, но они все так выглядят, когда перед ними маячит палач. Она подняла это мертвое тело и пошла по песку от того места, где бросила велосипед.
Она следовала за вами, доктор. В этом павильоне две комнаты. Вы не могли зайти сразу в обе. Какую бы из них вы ни выбрали, она выбрала другую. Песок был слишком плотный, чтобы по глубине следов можно было определить, что женщина несла какой-то груз. Вы, находясь внутри, не слишком шумели, вы мне сами это сказали. Она не производила никакого шума вообще. Истинная правда! Когда я думал об этом, я сам готов был убить вас за то, что вы задурили мне голову всеми этими разговорами о том, что ее там, внутри, не было, потому что не было следов песка. Когда она добралась до ступенек, что она сделала?
– Нет нужды…
– Вы убеждены, что следов не было! А я вам скажу. Она сбросила обувь.
– То, что я имел в виду…
– Я еще вот что вам скажу, – продолжал Твигг. – Была еще большая парусиновая ширма между дверями двух комнаток. Если бы вы в одной комнате оглянулись, то все равно не увидели бы, как она вошла в другую или вышла из ее двери.
Вы двигались медленно: было темно, и вы чувствовали себя не слишком уверенно. Она могла двигаться быстро. Несколько секунд, и все! Несколько секунд, чтобы опустить на пол ношу, повесить накидку и снова выскочить на ступеньки.
Там она надела обувь и отступила на песок. Если бы и осталась пара следов, юбка скрыла бы их, пока она не заставила бы вас спуститься и натоптать еще больше. И вот она готова, слушает и ждет, когда стоит пропеть ваше имя и позвать вас к дверям. Она запыхалась и была не в очень опрятном виде. Ну так что ж? Можно сказать, что она ездила на велосипеде. Вот ей и не понадобилось рассказывать вам, как она тащила тело задушенной ею сестры.
– Стойте! – закричала Бетти. – Хватит! Если вам нужно признание…
– Бетти, успокойся!
– Мне все равно. Я больше не могу.
– Ах! – сказал Твигг. Его тяжелое дыхание постепенно успокаивалось, он повернулся, посмотрел на Бетти и неторопливо пошагал к ней. – Теперь, мисс, добавил он с презрением, потирая руки, – не думаю, что полиция нуждается в признании. У нас уже достаточно набралось улик против вас. Тем не менее! Вы это предложили. Что касается вас, доктор, мы получим и ваше признание тоже.
– Признание? В чем?
– Вы предполагали, что это сделала она, ведь правда? Когда вы в павильоне стояли над телом Глинис Стакли, вы подумали, что ее убила эта женщина?
– Я обещал ответить на вопросы, мистер Твигг. Но не обещал оспаривать огульные обвинения. Задайте точный вопрос или, ради бога, промолчите.
Твигг резко повернулся.
Несколько мгновений он пристально изучал собеседника. Потом прогромыхал обратно к столу с мраморной столешницей.
– Вы догадывались, что она валяет дурака, не так ли? Вы поняли, что она перенесла тело из дома в павильон?
– Да.
– Ага! И в своих показаниях вы сказали одну бессовестную ложь, в надежде оградить эту женщину?
– Да. Сказал.
– Так-так! Готов поставить шестипенсовик, что вы лгали и ей и что вы притворялись друг перед другом.
– Да. Мы не открыли правды даже друг другу.
Твигг вдруг как-то смущенно посмотрел сначала на Бетти, потом опять на Гарта.
– Зачем вы делали это? Каждый из вас? Это не так-то легко, а? Легко придумывать эти фантастические истории. Но не так уж легко сообразить, на какое убийство это похоже, и в конце концов обнаружить, что вас просто дурачили.
– Я очень боюсь, – ответил Гарт, – что это тоже правда. – Тон его изменился. – Еще одно слово предупреждения, инспектор. Я недооценил вас. Вы честный человек и неплохой парень. Но на свете есть нечто поважнее вашего или моего тщеславия. И я снова прошу вас, чтобы в будущем вы не заботились так о своем личном триумфе.
– Ха! Я, по-вашему, слишком много хвастаюсь? Но теперь мы знаем, что эта женщина – преступница!..
– Кто сказал, что она преступница?
– Не глупите! Мы же знаем, что она совершила убийство!
– Кто сказал, что она совершила убийство? – Гарт стоял неподвижно, хотя и прислушивался, чуть повернув голову в сторону коридора и открытой двери за ним. – Инспектор, – продолжал он, – вы – первоклассный полицейский офицер. Никакие уловки преступника не собьют вас с толку. Но что вы совершенно упустили, так это мотив. Вы до сих пор не поняли настоящую причину того, почему было совершено это убийство.
– Ничего я не упустил! Глинис Стакли была убита потому, что сестра не могла больше ее выносить!
– Ну нет! Все не так просто, как кажется. А убийцей был мужчина.
– Боже правый! Вы хотите мне сказать, что убийцей был мужчина, которого Глинис Стакли шантажировала?
– Не совсем, – сказал Гарт, – хотя и это тоже играло роль. Убийцей был человек, который долгие годы состоял в сексуальных отношениях с Марион Боствик.
– Марион Боствик? – воскликнул Твигг.
– Слушайте! – призвал Гарт.