Марион снова прошла мимо двери, прижимая к верхней губе шелковый носовой платок. На ней было нарядное платье из синего атласа, пожалуй даже более яркого, чем ее бледно-голубые глаза. Услышав шаги, она оглянулась, не отнимая от лица платка:
– Дэвид, это вы?
– Руки были коротковаты, – заявил Гарт.
– Что?
– Руки, душившие миссис Монтегю. Короткие, но очень сильные. Ее схватили сзади; на шее остались следы пальцев. Ей повезло, что она осталась жива.
– О! – Марион широко раскрыла глаза. – О да, я знаю. Бедная тетя Бланш! Как она?
– Спит.
– Я имею в виду ее состояние. Вы ведь осмотрели ее?
– Я не осматривал ее тщательно. Она – не мой пациент.
– Ох уж эти мужчины и их глупая этика! – бросила Марион с раздражением. Знаете, Дэвид, пожалуй, вам лучше было не приходить.
– Вы меня просили.
– Просила. Даже я, – Марион отвернула манжету, – даже я могу кое-чем похвастаться. К счастью, это не слишком серьезно.
– Это достаточно серьезно, Марион. Расскажите, что произошло.
– Зачем вам знать?
– Насколько я понимаю, мы с вами и Винсом должны были обедать на Гайд-парк-Гарденз. Как вы оказались здесь?
– Ах это? Да, я вам объясню. Хотя меня обманули, а я не люблю оставаться в дураках! Дэвид, тетя Бланш пригласила меня.
Глаза Марион потемнели. Глубоко вздохнув, она села очень прямо на один из массивных стульев и предложила Гарту другой.
– Дэвид, она позвонила. Это очень странно. Тетя Бланш ненавидит телефон и не прикасается к нему. Но на сей раз ей пришлось воспользоваться им. Она сказала, что отпустила всех слуг; выпроводила их с напутствием не возвращаться до поздней ночи. Ей должна позвонить какая-то женщина, таинственно сообщила она, но при этом ей не хочется оставаться в доме одной. Не могу ли я приехать и составить ей компанию? Ну, может такое быть?
– И дальше?
Продолжая стоять, Гарт наклонил голову. Свет от двух ламп отражался на лакированной мебели. По углам поблескивала бенаресская медь.
– Дядя Сел каждую среду и пятницу проводит вечер в своем клубе. А Винс, как обычно, ушел, поэтому я не могла послать его. Кроме того, еще не было восьми. Вы сказали, что не сможете приехать на Гайд-парк-Гарденз раньше десяти часов. Я подумала, что могла бы удовлетворить эту нелепую прихоть тети Бланш и вернуться вовремя.
Но, Дэвид, это не было смешной прихотью.
Сначала я сглупила, взяв такси. И водитель попытался подняться на этот чудовищно-длинный склон рывком, по Фицджонс-авеню. Мотор заглох, когда мы поднялись на две трети. Потом оказалось, что не держат тормоза, как бывает в половине случаев; мы начали скатываться обратно; я чувствовала, что машина почти не слушается. К счастью, водитель сумел вывернуть машину и остановиться, уткнувшись задним колесом в бордюрный камень.
Ничего страшного не случилось, если не считать того, что я понервничала. Остаток пути я прошла. Парадная дверь была приоткрыта. Еще не стемнело, но тетя Бланш опустила все шторы, поэтому, когда я вошла в холл, там было темно. Потом я услышала, как тетя Бланш что-то кричит.
Она с кем-то разговаривала на верхней площадке лестницы. Мне было видно их обеих. Тетя Бланш повторяла одно слово: «Шлюха, шлюха, шлюха».
Марион замолчала.
На ее лицо возвращались все краски. Но взгляд оставался остекленевшим. На одно мгновение самообладание и величавость исчезли, и Гарт увидел перед собой испуганного подростка.
Гарт медленно сел в резное кресло, положил локоть на подлокотник и подпер голову рукой. Он сидел и слушал, не поднимая глаз.
– Дэвид, я никогда не слышала, чтобы тетя Бланш употребляла подобные слова. Вдруг она замолчала и больше ничего не говорила. Послышался странный шум. Мне надо было подняться наверх по парадной лестнице, а я побежала через весь дом к боковой. Когда я прибежала туда… ну, вы были правы, эта женщина держала ее за горло.
Тетя Бланш лежала ничком на соломенной циновке. Та женщина наклонилась над ней спиной ко мне. Тогда я что-то крикнула, и она оглянулась. Она была от меня на таком же расстоянии, как вы сейчас. Я подскочила к ней и замахнулась, вот так. А она побежала вниз по парадной лестнице.
Парадная дверь была распахнута; я подумала, что она бежит туда. Она сначала двигалась ощупью, как слепая, а потом куда-то свернула. Я ничего не могла понять, я просто упала на тетю Бланш. Но с верхней площадки сквозь балюстраду видны главные ворота. Там стоял полицейский.
Потом полисмен пошел дальше; было еще не очень темно, вечер стоял жаркий, и он, наверное, подумал, что ворота и дверь открыты именно поэтому. Женщина не видела, как он прошел. Из дома можно выбраться еще только одним путем – через дверь под главной лестницей, вниз, потом через подвал, а из него есть выход на той стороне дома. Она так и поступила.
Я сделала ужасную глупость. Когда она побежала вниз, в подвал, подумала: «Ну вот, она попалась». Я подбежала к той двери под главной лестницей и заперла засов. Я совсем забыла, что слуг никого в доме нет.
Я все еще возилась с засовом, когда услышала, как открылась и захлопнулась подвальная дверь. Стало тихо-тихо, мне показалось, что я слышу, как она бежит к воротам, хотя это могло быть просто игрой воображения. Я осталась одна, начало темнеть, а тетя Бланш все еще лежала без чувств.
Марион замолчала.
– Понятно, – заметил Гарт.
– Дэвид, дорогой, – проговорила Марион абсолютно другим тоном, – как, наверное, все это вам скучно! И какой я вам кажусь надоедливой!
Она сказала это так, словно никаких бурных рыданий и не было. Марион встала и уронила шелковый носовой платочек. Ее пальцы сжались в кулак. Несколько мгновений она стояла как изваяние, потом медленно пошла к камину.
– Это ужасно, то, что случилось с тетей Бланш, – добавила она, повернувшись спиной к камину, – и никто так не переживает, как я. Но знаете, могло быть хуже.
– Несомненно. – Гарт провожал ее взглядом. – Что вы сделали, когда выяснили, что незваная гостья исчезла?
– В самом деле…
– Так что вы сделали? Вы сообщили в полицию?
– Нет, не сообщила. Что толку? И потом, подумайте, что скажут люди!
– Вы не сообщили в полицию о том, что человека пытались убить, потому что это может вызвать разговоры?
– Мой бедный дорогой Дэвид, в мире все так. Я поняла это еще в четырнадцать лет и, слава богу, никогда не забывала. Когда тетя Бланш очнется, она сможет рассказать что-то мне, или вам, или кому-то еще, но, я уверена, она рассердилась бы, вызови я полицию.
– Возможно. Но вы не сказали мне, что вы сделали.
– Конечно, позвонила доктору Фортескью. Он был здесь через пару минут, и мы перенесли бедную старушку в постель.
– Вы изложили ему историю, которую только что рассказали мне?
– Я ничего ему не сказала.
– Надеюсь, вы понимаете, что доктор Фортескью обязан сообщить о случившемся в полицию? Если он еще этого не сделал.
– Нет, Дэвид, боюсь, я ничего не понимаю в таких делах, но доктор Фортескью наш человек. С другими мы не общаемся.
– Понятно. А как же та женщина, кто бы она ни была, которая напала на миссис Монтегю и чуть не убила ее на лестничной площадке? Разве вы не хотите, чтобы ее наказали, Марион?
– О, я бы хотела это увидеть, – взгляд бледно-голубых глаз метнулся в сторону, – никто не знает и даже не представляет себе, как бы я этого желала. Но я справлюсь сама, если не возражаете.
– Вы узнали эту женщину?
– Узнала ли я…
– Вы ее когда-нибудь видели прежде?
– Господи боже, нет! Какой абсурд!
– Вы знаете, кто она?
– Нет.
– Как вы думаете, почему она хотела убить миссис Монтегю?