Пролог
— Зачем ты спрашиваешь о том, на что тебе плевать?
— Тяну время. Стесняюсь, мой господин.
Я действительно начинаю дрожать.
— Трогательно. — вздыхает он без малейшего намека на иронию.
От того, что он со мной так нежно говорит, у меня реально едет крыша, и перед глазами все плывет.
— Твоя ответственность равна нулю! — рычит он. — Ты не в силах противиться!-
Неведомая сила разводит мои руки и приковывает их к ложу. Ноги уже прикованы, я распята как морская звезда — трахай, не хочу.
Я уставилась на багрово-лиловый наконечник его чудовищной булавы и давлюсь словами.
Он жадно падает на меня. Жесткая как проволока шерсть царапает мою кожу, резкий запах забивает дыхание.
И он входит. Без церемоний, на всю длину, я — курица не вертеле. А-а-а! Вот чего я ждала всю свою дурацкую жизнь! Он двигается, хрипит и поет. Он приподнялся на руках и вглядывается в мое лицо. Мышцы на его груди и плечах перекатываются в такт фрикциям. Я чувствую себя, будто собралась родить трамвай, но в последний момент чертов вагон решил сделать еще десяточек рейсов, и ездит внутри меня. Я трясусь, кричу. Едва он наклоняется, жадно трусь об него грудью. Изо всех сил стараюсь попасть в ритм, но все время сбиваюсь, мешает дрожь. Я взмокла, будто меня облили из ведра, пот заливает глаза и течет в рот. Время кончило раньше нас и вырубилось, довольное и оттраханное, его нет, мы сливаемся друг с другом уже много лет, и к счастью никогда не перестанем! Я сама не разберу, то ли кричу, то ли шепчу, какой он чудесный, я как-то его называю, он меня тоже, но новая волна острого наслаждения выбивает все только что рожденные слова, и они бегают вокруг нас как мыши.
От первого оргазма я теряю сознание, такое не выдержать. Прихожу в себя лежа на боку с поднятой вверх ногой. Его невероятный член раздвигает мои ягодицы! Мне конец, в буквальном смысле слова! Я больше никогда не буду смеяться над песней «вся в слезах и в губной помаде» я сейчас сама такой же буду, только вместо помады придется использовать кровь из искусанных губ.
Волнующая картинка, что и говорить… Она снится мне не реже, чем раз в неделю, хотя это вовсе не самое важное, что случилось со мной за последние полгода. И, как ни странно, даже не самое приятное.
Мне не верится, что все это происходило со мной, Любовью Андреевной Шеншиной, двадцати одного года от роду, рост сто шестьдесят один сантиметр, вес пятьдесят пять килограмм, уроженкой города Ярославля, без вредных привычек и особых примет.
ЛЮБА. Глава 1. Дом под грозою
Я не то чтобы люблю рандомно гулять по сайтам в интернете, но вариантов не было. Решительно невозможно придумать более конструктивное занятие, сидя в старом доме на окраине деревни Ащериха. Да-да, вот такое название. В ответ на «Ащериху» даже поисковик Google мелко вздрагивает, и выдает «картинки по запросу ящерица». Я бы в эту «яшерицу» сроду не поехала, но умерла тетя Аграфена. То ли троюродная, то ли по линии дяди, я и не догадывалась, что есть у меня такая родственница. А тетя Аграфена, значит, про меня знала, иначе каким образом оставила бы мне в наследство дом? Лично мне, дорогой, хотя и незнакомой, племяннице Любе, «седьмой воде на киселе». Мама и папа в ответ на требования раскрыть проклятые тайны нашего рода только пожимали плечами, они тоже никогда не общались с Аграфеной. Однако в деревню меня отправили почти пинками — надо было подписать какие-то дурацкие бумаги в районной администрации, типа, вступить в права владения. Ну и поглядеть, что за сокровище мне досталось. Может теткину халупу продать можно, и купить что-то более полезное?
Деревня оказалась крохотной, серой и запустелой, всех жителей — человек, может, десять. С трех сторон Ащериху обступал черный еловый лес. С четвертой тянулись унылые поля, давным-давно заброшенные, поросшие осинником. Автобус уехал и, как любезно пояснила ковылявшая мимо карга в черном, вернуться собирался завтра. Пришлось ночевать.
Газовая плита в теткином доме не работала, спасибо, хоть электричество было. Конечно, о покойниках — либо хорошо, либо ничего, но тетя Аграфена была странная, чтобы не сказать «с бо-ольшим прибабахом». В доме я нашла кучу абсолютно лишних в деревенском быту вещей, но не обнаружила элементарно необходимого. Есть не меньше десятка старинных зеркал, но нет ложек. По стенам развешаны пучки трав, но нигде ни одного одеяла. В каждой комнате, включая чулан, портреты тети Аграфены. На чердаке старательно спрятана метла. Зачем держать на чердаке (?!) метлу с инкрустированной металлом (?!) ручкой, хоть завтра Гарри Поттеру дари? Постельное белье покойница использовала почему-то исключительно дорогущее, шелковое, черное. Ладно, я не психиатр. Я просто хочу, если не ужин, то хотя бы чаю. В сарае, между ямой с костями, и кучей медной посуды, (счастье есть!), отыскалась рабочая электроплитка.
Я бы может по лесу погуляла, но испортилась погода. С севера наползли сердитые тучи, день погас. Басовито заурчал гром. Из кустов пулями вылетали воробьи, они явно паниковали, искали, где спрятаться. Грохнуло еще и еще, теперь уже над головой. По стеклам ударил тяжкий дождь. Одна за одной сверкнули молнии, в их мертвом свете Ащериха стала уж вовсе неуютной, потусторонней.
Вскипятив чай, мы с ноутбуком забились в уголок кухни. Здесь окна поменьше, не такой свирепой кажется гроза.
Мысли путались, в голову лезла бредятина, и я решила не работать. Какой там free lance, если угораздило в реале провалиться в темные века, когда фрилансерами назывались не писаки, вроде меня, а наемные головорезы? Нет, работать не по кайфу. Просто ткнуть в поисковике на случайную букву, почитать что-нибудь перед сном… Например «р». «Рябиновая ночь. Рябиновая, или Воробьиная ночь — время разгула нечистой силы. Ведьмы устраивают шабаши, неофиты предлагают тьме подношения, и устанавливают контакт с силами зла. Духи стихий бесчинствуют. Дождь заливает улицы, ветер срывает крыши. Удары молний становятся причиной пожаров, земля дрожит и уходит из-под ног. По славянским поверьям, в Рябиновую ночь молнии часто убивают ведьм и колдунов».
Мне стало смешно. Вот это я называю настоящей таргетированной рекламой, молодец Google, точно угадал. Вот в десяточку — что за окном, то и на экране ноута! Осталось предложить мне купить по скидке плащ — дождевик или оберег.
-Ядрена-малина, вот плащ, как не помешал бы! Или оберег.
Я лишь чудом не вывернула кружку с чаем себе на колени! Еле подавила порыв кинуться в угол, где лежит топор!
— Вы кто?! Вы что здесь?
В дверях стояла мокрая до нитки девушка, с кожаной сумкой на боку.
ЛЮБА. Глава 2. Ночная почтальонша
— Я-то? Почтальонка. У вас дверь незапертая, чо в сенях-та торчать? Я и говорю, в такую, ядренать погоду, оберег надо бы. Того и гляди громом убьет. Вам заказное письмо.
— Какое, ядренать, письмо, кому? Я здесь не живу, я…
— О, глянь, нормально заговорила. — девушка улыбнулась, просияв белоснежными крупными зубами. На почтальона она была похоже меньше, чем я на чернокожего боксера-чемпиона Джека Джонсона. Девушка словно выскочила из качественного порносайта. Длинные ноги, плавные бедра, гордая шея. Мокрая белая рубаха облепила груди, близкие к четвертому номеру. К слову, у меня тоже сиськи по полпуда… ой, кажется я заговариваюсь. В смысле, мне никогда не нравились мои большие и тяжелые груди. Мужчины пялились на них, как током дернутые, подружки завидовали, а я бы с удовольствием поменялась с Иркой, у которой грудь романтично маленькая. Как брякнул один мой экс-ухажер: «Женская грудь — это то, что умещается в мужской ладони, все остальное — вымя». Я прогнала хама, и извинений не приняла, но в глубине души с ним согласна. При моей тонкой талии, и вовсе не громадной попе, я бы предпочла что-то поменьше. Хотя… так называемую «почтальонку» большая грудь не портила, скорее наоборот.
Нахалка зыркнула сквозь прилипшие к лицу черные пряди, вопросительно так. Смахнула каплю со щеки, улыбнулась уголком точеного рта.
— Да чо там, кто где живет, кого это колышет… Письмо-та вам. Любовь Андреевна Шеншина. Распишитесь вот тута.