Проснулась я в Ащерихе. Черные простыни. Горячий завтрак на табуретке возле кровати. За окном — рассвет. Вот телефон, в нем есть часы… нет, пожалуй, нужен календарь… ого, я провалялась в отключке трое суток!
Надо мной явно неслабо потрудились лекари и колдуны — никаких следов Шабаша. Ни царапины, ни синячка. Ни капельки усталости. А вот горечь…
Итак, это гнусное Оно, которое Сука-Витя, изволило отказать мне. Пункт А-12 из Кодекса Судей помешал. Целовать, ласкать, трахать меня — помешал, а дать деру с моей помощью — не помешал. Значит, отыметь влюбленную ведьму — это аморально, а смыться, спасая свою шкуру, оставив ту же ведьму расхлебывать заваренную тобой кашу — это вполне. Это наша судейская честь позволяет. Да и с чего бы не позволить? Ну убьют дуру, за то что Витеньку отпустила, и что? Мало ли мусора на свете, другую найдем, мы же Судьи — красавцы, а ведьмы все бляди, да, Витя?
Бормоча эту ахинею, я умудрилась не на шутку распалить себя. Жуя жареное мясо, обдумала ситуацию и решила делать по Шекспиру. Пусть будет трагедия! Я его люблю? Да. Я же его и убью, вполне себе романтично! Конечно, на ведьминский суд тащить не стану, и особой казни придумывать не буду. А вот лично заколбасить, без затей, по-простому — с дорогой душой. Будет знать, как порядочными девушками швыряться направо и налево!
Оставалась мелочь — найти беглеца. Миссия почти невыполнима. После визита на Шабаш Витя, я думаю, запрятался в самый дальний угол мироздания. Надо отыскивать след, но как?
— Кхе-кхе.
Оглянувшись, я увидела мальчонку лет двенадцати. Худющий, из трех тростинок сложенный, бледный, как магазинная курица. На дворе июль, а он в толстенном шарфе. Скромненько притулился у стеночки, ждет чего-то.
— Завтрак ты готовил? Высший класс, спасибо. Ты кто? Домовой?
— Я … это… Мортал Коммандер.
— Кто-кто?!
— Меня в шутку так прозвали. За то, что я сисадминов иногда убиваю. И геймеров.
Я поперхнулась кофе, обрызгала всю кровать.
— В смысле — «убиваешь»?
— Ну прихожу ночью, и того… Инфаркт от страха. Я могу.
— А за что?
— Не люблю. Меня самого сисадмин убил. Маньяк. Знаете, как противно летом в шарфе ходить? А без него не разрешают, чтобы не пугал живых. У меня горло неаккуратно перерезано, всех, кто видит, тошнит. А завтрак — да. Я люблю готовить. Наши говорят — талант, хотя ни разу не пробовали. Они не едят, они…
— Мертвые. — закончила я. — Слушай, Мортал Коммандер, за завтрак еще раз спасибо огромное, но кто тебя сюда прислал?
— Так, это… Бабка. — шмыгнул синюшным носом Мортал. — Сказала выполнять, что прикажешь. То есть прикажете. И звать тебя Любовью Андреевной. Сказала тебе, то есть вам, помощь будет нужна, искать недобитого одного надо. А оно это… трудно.
— Ничего себе у нашей Бабки связи… — мысленно восхитилась я. Мортал никак не отреагировал. Я уже обрадовалась, что он не читает мои мысли, как он отозвался:
— Не… я это … читаю. Еще могу телепортироваться, ну и невидимость, и такое прочее. Напугать до полусмерти. А если ночью, до смерти высосать.
— Ты что — вампир? — я аж трусы выронила. Как-то машинально начала одеваться, не стесняться же покойника, в самом — то деле?
— Не, я не вампир. Сосу только силу, но это… могу всю. Я призрак, и это … за особые заслуги имею право пользоваться телом. Вроде консервы.
Меня передернуло.
— Ладно, сработаемся. К Судьям проникнуть сможешь за информацией?
— К Судьям нельзя. У них Наставник некромант. Поймает — в Азиля превратит. Азиль это…
— Не-не-не, Мортальчик, ни разу не хочу я знать, кто такой Азиль! Ладно… А проникнуть в мои мысли поглубже можешь?
— Это… раз плюнуть.
— Отлично. Найдешь там образ нашего … недобитого. А потом телепортируйся в город, и ищи всех его родичей, друзей, знакомых. Сделаешь?
— На два часа работы.
— Молодчинка! Помочь в мысли проникнуть?
— Глаза закрой… то есть, закройте. А то стошнит, у меня лицо немножко меняется, когда в мысли глубоко залезаю…
Я послушно и поспешно зажмурилась.
ЛЮБА Глава 46.Упрись руками и ногами
Мы договорились, что Мортал Коммандер прошерстит связи Виктора в городе без моей помощи. Обещал справиться. Сказал, что помочь я мало чем смогу, а вот привлечь ненужное внимание — легко. Через несколько часов надеялся доложить обстановку.
Я, признала, что мой мертвяк прав, и осталась ждать в Ащерихе. Бесцельно слонялась по дому, подолгу смотрела в окно. Ничего делать не могла. Сердце стиснула железная лапа дурного предчувствия, и отпускать, похоже, не собиралась. Ну почему? Почему именно дурные предчувствия такие отвратительно честные?! Почему никогда не обманывают?!
На исходе второго часа ожидания из соседней комнаты раздался звон бьюшегося стекла, треск дерева и грохот падающей мебели. Я кинулась на шум, готовясь врезать боевым заклинанием. Однако сражаться было не с кем. Посреди комнаты, закрыв лицо руками, сидела Варька. Метла валялась в углу, стол — вверх ножками, оконную раму вышибло «с мясом».
Виртуоз полета, Ржавиль, и вдруг вот так вламывается?
— Варька, что случилось?
Ржавиль отняла руки, и я увидела искаженное, мокрое от слез лицо.
— Бабка помирает. Тебя зовет. Лети, мухой.
— Что? Что ты несешь? — я просто не поняла услышанного. Херня какая-то! Бабка не может помереть!
— Мухой!!! — заорала Варька — Лети, вдруг успеешь! Взорвалась у нее в руках адская машина! Вся пошматованная наша Бабка, не спасти! Тебя видеть хочет!
Я сорвала со стены шпагу. На этот раз железка слушалась идеально. Вылетела в окно, на бреющем полете, просвистела над главной улицей деревни. Видел кто, или нет- некогда разбираться! Плевать! Быстрее!
Через четверть часа я вбежала в Бабкину резиденцию. Снаружи башня выглядела как заброшенная водонапорная. На самом деле была обустроена по бабкиному вкусу — а ля французская готика. Здесь Бабка обычно встречалась с другими ведьмами, кажется, здесь и жила. Летучие мыши — служанки брызнули прочь от дверей спальни, давая понять — меня ждут.
Я ступила на порог и застыла.
На широкой кровати лежало по живот укрытое окровавленной простыней тело. Одной руки не было. Повязки обхватывали культю, большую часть лица и груди. Из под бинтов торчали клочья обгоревшей футболки, той самой, «Fuck you, Immanuel Kant».
— Подойди и наклонись ко мне. — голос Бабки звучал спокойно, словно это не она лежала тут, как через мясорубку пропущенная.
— Ради прощального поцелуя я бы сама встала, но это тело уже… все. Не работает. Не исцелить, слишком серьезные повреждения, не приподняться даже … Не левитировать же среди бела дня?
Губы у Бабки были сухие и жглись как угли.
— Вы… вы… то же самое говорили тогда … на поле… когда мы знакомились… — кажется я всхлипнула.
— Приятно, что помнишь.
— Как это случилось?
— Твой прекрасный пленник приволок на Шабаш парочку чародейных механизмов. Сражаться что ли собирался, не знаю… Когда Витю били, игрушки у него, естественно, отняли. А после Шабаша, я, как лучший специалист по волшебным предметам, должна была их исследовать, выяснить, что к чему. Выяснила — их делал мастер такого же уровня как я. Возможно, Наставник Судей. Магическая ловушка оказалась настолько хитрой, что ее не выявила даже я. Окончен бал, и вот финал. Впрочем, я тоже не овечка, удержалась, меня должно было разорвать в клочья. Просчитался, дружок. Но и выжить уже не выйдет, у тела есть предел. Пойду путешествовать по мирам. Чего кулачонки-то сжала? Убить собралась этого дурня судейского? Брось, девочка, любишь — так уж люби. Не надо путать любовь со смертью, это моветон. En realite, я тебя и вывала, чтобы это сказать.
Я отшатнулась и пятилась, пока не прилипла к стене. Мне казалось, что я стекаю по ней, как расплавленная.
— Вы…. Вы знали?
— Догадалась. Не трясись, Тот кто всегда приходит на Шабаш пока не в курсе. А я почуяла уже давно, я ведь тоже девочка. Все знаю. Против этого не попрешь, Люба. Иди до конца. Вот развернулась лицом к своей любви, вошла в нее, и иди до конца. Не слушай никого, упрись руками и ногами, и делай свое. Ты права. Все. Аu revoir, ma fille. C`etait sympa de te parle et de te travailler aussi. Прости, что много по — французски, спешу наговориться. Там, куда я иду, по — французски, скорее всего, не говорят…