Он грубо развернул меня и принялся горячо целовать. Минуты три я лизалась со всем возможным вдохновением, а потом уперлась ему в грудь обеими кулачками. Вырваться силой было уже проблемно, но язык-то женщине не только, чтобы члены облизывать, правда?
— Ты монстр… — промурлыкала я. — …но мне хочется пофантазировать… Не могу, как хочется… Давай, а?
Моя капризно оттопыренная губка — это как кассетные бомбы, тяжелое оружие, запрещенное Конвенцией ООН. Обычно я такого не применяю, но сегодня можно. Тем более, Россия ту Конвенцию не подписала, а мой любовник нуждается в сильнодействующем.
— Как ты хочешь? — жарко выдохнул он.
Я потерлась виском об его потную щеку.
— Давай, ты подрочишь, а я буду смотреть? Ну дав-а-ай, а?
Я гнусила как девочка из ПТУ, это тоже всегда работает.
— Ты не думай, я по — честному! Я тоже мастурбировать буду, а ты дрочи и смотри, дрочи и смотри. Только ты рукой, а я … я что-нибудь придумаю. И чур не кончать, терпи! — я хихикнула, и выскользнула из его объятий. Похоже он слегка припух от моей неожиданной игривости.
Толкнуть в грудь его все-таки пришлось изо всей силы, иначе такого напряженного мужика не сдвинуть. Он не заметил, что его толкнули. Упал в кресло, сгреб свое, пока так и не вставшее, сокровище, и начал дергать и мять. Мне кажется, он не чувствовал ничего — весь ушел во взгялд. Глаза чуть ли не вылезали из орбит, они прикипели к моей лохматенькой красавице.
Я изящно раскинула ноги, уперла правый носочек по-балетному, и ввела в себя первое, что попалось под руку- кофейную ложку. Дальше все шло по партитуре. Я девушка горячая, оргазм мне требовалось ощущать не реже двух раз в день. С того дня, как девственность потеряла, так ни разу и не сумела больше одного выходного взять. В нашем городе на такое количество утех нормальных любовников хрен найдешь, поэтому маструбировать я научилась как поэтесса. Мой тюремщик недаром впал в глубокий шок, я делала красиво. Стоны, вздрагивания, ерзания на попе, сучение ножками, облизывание только что вынутой ложечки, замена ее на более крупный предмет, потом на еще один, потом работа одновременно двумя предметами… я видела в его наркомански расширенных зрачках отражение вздымающейся цунами, которая вот-вот должна была нас поглотить.
Четвертой секс-игрушкой я выбрала катану. Вспрыгнула на стол, сняла железку и быстро (не дай Бог спохватится и отнимет!) всадила рукоятку по самое «не могу». Ощущение, конечно, суровое, но искусство требует жертв. Тем более, что от радости я и правда кончила — успела чиркнуть ногтем по лезвию. Катана была не бутафорская! Сунув рукоятку еще пару раз, я прыгнула к моему милому.
— А-ннна!
Он отпрыгнул, чудом уклонился.
— Клятва! Ты не можешь нарушить!
— Я по-кошачьему припала на четвереньки, выбирала момент.
— Это… — я щелкнула по лезвию — не палец. Не трогать тебя катаной я не клялась. — И я — не путана. Ты все перепутал.
Я махнула, целясь по члену, он успел прикрыться рукой, отрубленные пальцы звучно посыпались пол.
— Шлюха-а-а! — взвыл маг, и воздел руки. Когда колдун пытается творить чару, шевеля несуществующими пальцами — это невыносимое зрелище. Я не мясник и не маньяк, не выдержала. Выронила оружие и попятилась.
ЛЮБА Глава 64. Заборы, крыши и усы
Мой враг понял ошибку быстро. Еще бы, странно, что не сразу! Любой зеленый ученик знает — магия требует сосредоточения, нужного состояния, выверенных формул заклинаний, и обязательных точных пассов руками. Если у вас только что оттяпали четыре пальца, и чуть не оттяпали член, всего этого у вас нет. Поняв, что он временно не колдун, мой маньяк поступил как последнее чмо — вызвал охрану. Где-то я его понимаю, выражение моего симпатичного лица, видимо, отбивало охоту приближаться лично.
Секрьюрити возникли через секунду после нажатия кнопки, сразу в одних обычных и трех ранее невидимых дверях. Я и не знала, что тут столько ходов-выходов, на случай войны что ли?
С досады пнула единственную свободную, балконную, дверь, и о чудо — распахнулась! На раздумья не оставалось ни секунды, даже без колебаний скакнув вперед, я все-таки оставила кусок платья в лапах охранников. С балкона вылетела не задумываясь, с какого этажа буду падать. Даже разбиться в лепешку мне казалось предпочтительнее, чем и дальше злоупотреблять гостеприимством Сук. Я больше не назову их Судьями, язык не повернется! А балкончик-то оказался верандой! Я просто выпрыгнула в сад! Что — то разбила, кажется раму, порезалась в ца-ца-ти местах, но это же были мелочи! Я мчалась, как наскипидаренная, петляя между деревьев незнакомого сада, напряженно ожидая выстрелов или появления сторожевых псов. Пока их не было. Чтобы переодолеть могучий забор, пришлось лезть на дерево, прыгать, отцепляться от колючей проволоки, но я, всем смертям назло, выпала на улицу! Где были преследователи, я понятия не имела, но и не интересовалась! Была сыта нашим плодотворным общением по горло.
Я очутилась на улочке коттеджного поселка. Естественно, в будний день здесь не было ни души, помощи ждать неоткуда. А погоня, вон она, явилась не запылилась, и на том конце улочки, и на противоположном сразу!
В два прыжка перебежав улицу, я снова перелезла через забор, кинулась в чужой сад. На этот раз охранники повторили маневр, кажется они считали, что игра затянулась.
Задыхаясь от паники, я выскочила к двухэтажному дому, с беспощадной ясностью понимая — враги быстрее, я отбегалась. Плохо соображая — на фига, сняла крышку с колодца, влезла, закрыла за собой, и ухнула в темноту.
Воды оказалось по грудь, но бежать теперь точно некуда. Я вытерла рукой злые слезы, и чуть не выколола глаз теть-аграфениным кольцом.
Идиотка!!! Как я могла забыть!!! Торопливо прошептав чару Полета, я услышала вздох, сопенье и далекий голос Железной Палки:
— Ну, и где ты?
— Я не знаю где я! Я в колодце! Меня убивают! Помогите!
— Не ори на весь колодец. Я кажется вычислила. Никуда не дергайся. Щас пришлю Орфейку.
Я стояла на противном скользком дне, стремительно замерзая, как мне казалось, суток двое. Смотрела на серповидную светлую щелочку далеко вверху и стучала зубами: ну от-к-к-кройся. Желания исполняются. Крышку отдвинули. На фоне неба появилась квадратная мужская харя.
— Оба-на! — хотя охраннник обращаался к своим подельникам, часть его крика попала в колодец, и пошла гулять эхом. Выбесило! Но ответить как следует я не успела.
— Вон она где, сюда парни!
В ответ раздались крики и выстрелы. Обнаруживший меня счастливчик исчез.
Сверху раздался еще один крик. Даже окочнечевшая до полусмерти, я передернулась. Предсмертный ужас читался в крике яснее, чем буквы в букваре. И стало тихо, очень-очень тихо. А потом отверстие колодца закрыло нечто темное.
— Я на передних лапах повисну, а ты попробуй до хвоста допрыгуть, добр-ро? — поинтересовалась кошачья задница, закрывшая мне сонце. Я прыгала раз двадцать, но в конце концов ухватилась.
Меня выдернуло из колодца легко, как тряпичную куклу. Орфей, выросший до размеров приличного тигра, радостно скалился окровавленной пастью. Перед ним на траве лежала кисть человечской руки с куском камуфляжного рукава.
— Ты… ты… — слова не застревали в горле, они просто кончились.
— А-а ты об этом… — кот сыто рыгнул. — Почаще бы такие задания, хоть поел как следует… Держись за хвост. Только очень крепко, сможешь?
Я кивнула.
— Не отпускай, ни в коем случае, разобьешься всмятку. Ухватилась? В-я-я-у!
Орфей прыгнул в небо, зенитная ракета, приземлился на черепичной крыше коттежда, уже в конце улицы, прыгнул еще, еще, еще. Меня мотало, как рыбку на леске. Я успевала только отмечать, что мы прыгаем уже по многоэтажкам, а внизу мечутся туда-сюда то город, то облака. Как мне удалось не разжать руки, я не знаю, но я удержалась. Кот залихватски свалился в уже знакомый заросший бурьяном двор, и легким движением лапы отодвинул чугунный люк.
— Пр-рошу. Хозяенька ждет. У меня нормально облизаны усы, или в крови все еще?