Вернулась я с тремя флаконами шампуня из зоомагазина. Поразмыслив, обвязала волка бечевкой под передними лапами, потащила вверх по лестнице волоком, стараясь не обращать внимания, как гулко стучит голова зверя по ступенькам. Я поставила чучело в душевую кабину, включила теплую воду и, надев злополучные желтые перчатки, принялась мылить густую шерсть. На глаза наворачивались слезы то ли от жалости, то ли от брезгливости, то ли от едкого звериного запаха. Я старалась не смотреть на слив, где в грязной пене кишели паразиты. Похоже, я застряла в ванной надолго.
Там Юля меня и застала.
– Представляешь, арка меня пропустила, – сказала она, крутя на пальчике ключи от дома, которые я ей вручила перед выходом. – То ли дом признал меня за свою, то ли ключи так работают. А ты что делаешь? Разве это было в условиях – банные процедуры для чучела?
– Нет, – ответила я, прилаживая к голове волка козырек на резинке, в котором я любила кататься на велосипеде. – Это чисто моя инициатива.
– А кепка зачем?
– Чтобы мыло в глаза не попало, – ответила я.
– А чучелу не все равно?
– У него блохи. Он живой.
Я в очередной раз смыла пену с боков волка и, будто в подтверждение моих слов, почувствовала, как под руками бухнуло сердце.
Юлька ахнула, прижала руку ко рту.
– Боже мой! Ведьма его заколдовала?
– Похоже, что так. Представляешь, какая мука? Он стоит тут неизвестно сколько и даже не может почесаться!
Я распрямилась, держась за поясницу.
– Слушай, Юля, поищи, пожалуйста, в чемоданах мое масло с календулой.
Подруга быстро вернулась с бутылочкой, в которой перетекала янтарная жидкость. Я обильно смочила густую шерсть, стараясь втирать масло поглубже.
– Вот так, сейчас зуд уймется, – бормотала я. – Тебе станет легче. Потом тебя высушим, расчешем, и хоть на выставку.
Я вытащила волка из душа, поставила на пол в ванной. Пожертвовав собственным полотенцем, хорошенько вытерла мокрую шкуру. Закапала в ореховые глаза капли из того же зоомагазина.
Юлька присела рядом, потрогала черный нос.
– Влажный, – сказала она. – А изо рта как несет!
Она тщательно вычистила волку зубы новой щеткой, как смогла, выполоскала пасту шлангом из душа. С шерсти быстро натекла лужа.
– Без фена не обойтись, – сказала я. – Юлька, может, ты займешься? А я пока душ почищу и сама помоюсь. У меня теперь у самой все зудит. То ли нервное, то ли тоже блохи.
– Сделаю, – кивнула подруга, а я залила в поддон душа чистящее средство и принялась за работу. Прикидывая, сколько всего мне еще придется отмыть, чувствовала себя Золушкой, а не ведьмой.
Отдраив душ, а потом и себя, я завернулась в полотенце и выбралась в ванную. Волк стоял все в той же позе, слегка припав на передние лапы, нос был сморщен, из-под верхней губы выступали длинные клыки. Но теперь шерстка у него пушилась, как у плюшевой игрушки, а на макушке меж ушей торчал маленький хвостик, завязанный розовой резиночкой.
Юля задумчиво перебирала пальцами шерсть.
– Как думаешь, ты сможешь его расколдовать? – спросила она.
– Окстись, мать, – удивилась я. – Мое знакомство с магией заканчивается гаданием на картах в летнем лагере.
– А ведь ты тогда очень точно все предсказывала, – задумалась Юля. – Ведьмино наследство обычным девушкам не достается – так ведь воевода сказал. Твоя троюродная бабка – ведьма, значит, и в тебе ведьмина кровь, пусть капелька, но все же. И ведь есть в тебе что-то такое, колдовское, – то погоду предскажешь, то билет на экзамене. Цыгане от тебя всегда шарахались. А ты сама сразу людей чувствуешь, – кто врет, от кого лучше держаться подальше. А какое мыло у тебя получается! Мои соседки по общаге готовы всю стипендию за обмылок отжалеть. Способности надо развивать. Это то, что дано свыше.
– А вдруг этот дар, так сказать, с нижних этажей? – спросила я. – Если ведьмина кровь – проклятье?
– Всякий дар можно использовать во благо, – отрезала Юля. – Раз ведьма смогла заколдовать волка, то другая сможет его освободить, не так ли?
– И что потом? Он сожрет нас в качестве благодарности? – резонно возмутилась я. – Посмотри на его морду! Это же хищник. Как пить дать, сожрет и не поморщится. Он ведь и голодный поди, как… как волк.
Юля вздохнула, потрепала острые серые уши.
– И все-таки это неправильно. Жестоко.
– Ладно, можешь тут предаваться жалости, а я – к нотариусу. И если я опять назову ее Портосовной, это будет по твоей вине.