Я подошла вплотную к рыцарю, ключи тихо звякнули в руке, и стена вдруг поплыла. Кирпичи стали полупрозрачными, будто нарисованными на целлофане, дрожащем на свежем майском ветру. Люди вокруг замедлились, их движения стали тягучими, мальчик на роликах скользил вперед как улитка, завязшая в киселе. Я шагнула назад, и мальчишка вихрем промчался мимо, стена снова стала сплошной. Шаг вперед – и мир застыл. Я подтащила чемоданы вплотную к рыцарю, по одному перебросила их в арку и шагнула следом.
Я поплелась по узкой тропинке, цепляя на чемоданы репьи. Обернулась – арка никуда не подевалась, вытянутый проем виднелся в кустах чертополоха, до меня доносился людской гомон. Во внутренний дворик, куда я попала, не выходила ни одна дверь. Стены домов очерчивали ровный прямоугольник, внутри которого спряталась моя избушка. Интересно, что думают о ней соседи?
В окне на первом этаже появилась девушка. Она поливала цветы из пластиковой бутылки и отрешенно смотрела прямо на меня. Я видела розовый страз сережки в ее носу, размазанную тушь под левым глазом, красное пятно на белой майке, прямо на животе, наверное, капнула вареньем. Я помахала ей рукой, но девушка никак не отреагировала. Она посмотрела на безоблачное небо, улыбнулась и скрылась в комнате. Она не видела меня, не видела дома. Кто знает, что за картинка стояла у нее перед глазами, может, глухая кирпичная стена, как позади рыцаря?
А ведь все это существует на самом деле: и наследство бабки-ведьмы, и гипно-нотариус Эльвира, и таинственный проход в невидимый двор. Вдохнув побольше воздуха, я повернулась к дому. Он не растаял и не испарился: рыжеватые деревянные стены, черепичная крыша, в траве россыпь одуванчиков. Калитка в низеньком заборчике, скрипнув, отворилась. Я не нашла на ней ни шпингалета, ни крючка. Бросив чемоданы прямо на одуванчики, поднялась на крыльцо. На витраже над дверью висел серебристый месяц в звездной пудре. Три ступеньки вели к деревянной двери с бронзовым молотком. Я тихонько постучала, прислушиваясь. Подергала ручку двери – заперто. Простенький ключ вошел в замочную скважину как по маслу, повернулся, и дверь в мой дом открылась.
Под ноги бросилось что-то черное, я отшатнулась, едва не свалившись со ступенек. Кот запрыгнул на забор, зашипел на меня оттуда, выгнул спину и убежал прочь, задрав хвост.
– Я смотрю, мне здесь рады, – пробормотала я и вошла в дом, озираясь по сторонам.
В доме царили сумерки. В тонких полосах света клубились пылинки, половицы под ногами тихо скрипели. В прихожей на одноногой вешалке уныло поникло зеленое пальто, бордовый шарф высунулся языком из рукава. Две пары калош резко контрастировали с алыми длинноносыми сапожками. Металлическая лестница спиралью закручивалась на второй этаж, но я решила оставить мансарду на потом. Я прошла в комнату и в ужасе застыла на пороге, осторожно шаря рукой в поисках чего-нибудь тяжелого.
На меня скалился огромный волк. Длинные клыки торчали из-под вздернутой губы, нос сморщился. Волк стоял, припав на передние лапы, готовясь к прыжку. Я кинулась за вешалку, схватила сапожок, выставив вперед острый каблук. Волк даже не пошевелился. Я выглянула из-за вешалки, подумав, швырнула в него сапожком. Тот отскочил от головы зверя, шлепнулся на пол. Волк по-прежнему стоял неподвижно. Я осторожно подошла ближе, волк пялился в сторону прихожей. Чучело!
Я облегченно вздохнула и осмотрелась. Теперь я точно поверила, что попала в дом ведьмы. Деревянные стены были увешаны гирляндами из сушеных лягушек, вязанки трав источали тяжелый горький запах. Все было уставлено оплавленными свечами: длинный скобленый стол, подлокотники кресел, каминная полка, на черном полу белели потеки воска. С потолочных балок свисали крюки, о назначении которых не хотелось думать, тяжелая кованая люстра заросла паутиной.
– Миленько, – пробормотала я и решительно отдернула шторы. Атмосфера ужаса слегка рассеялась, я прикинула, что потребует самых больших усилий по приведению в божеский вид, и первенство безоговорочно получил черный от сажи котел, висящий в камине размером с пещеру.
В углу, куда солнечные лучи не доставали, спрятался террариум, покрытый изнутри зеленоватым налетом. Я наклонилась поближе, едва не ткнувшись носом в стекло, и встретилась взглядом с желтыми кругляшами с вертикальными прорезями зрачков. Жаба, огромная, как ведро, пристально пялилась на меня через мутное стекло. Еще одно чучело? – успела подумать я, когда жаба надула щеки двумя желтыми пузырями, внутри у нее заклокотало, захрипело, глаза выпучились, а потом жабу вырвало горстью золотых монет. Она быстро-быстро загребла перепончатыми лапами к себе, пока не собрала все монетки под бледное брюшко, плюхнулась сверху и воззрилась на меня с невозмутимым видом.