Сказано – сделано. Покрутив головой, она направилась в сторону наименьшего количества деревьев и вскоре обнаружила некое подобие дороги. Дорога, конечно, громко сказано, так, две узкие колеи да вытоптанная трава. Обычная грунтовка, только совсем маленькая. По ней она и направилась, вперед, к людям, к телефону.
Пройдя по лесной дороге всего пару сотен метров, Катя внезапно «вырулила» на целое собрание странных мужиков, одетых так же, как и трупы на поляне. Сердце ёкнуло, душа полезла прятаться в пятки, по спине прошёл холодок и очень захотелось «по-маленькому». «Кажется, я не в ту сторону пошла», промелькнула запоздалая мысль. Перед ней были те самые «ролевики». Ни дать, ни взять, средневековые воины. С мечами, копьями, лошадьми и даже двумя телегами, на одну из которых они грузили окровавленные трупы. Увидев Катю «ролевики» разом остановились, внимательно и удивлённо разглядывая гостью.
Надо сказать, посмотреть было на что. Сиреневые босоножки на высокой платформе, сиреневое платье – рубашка до середины бедра с вышитыми цветочками и кармашками на груди, и…, и всё. Лето, жарко. Исключительная невесомость короткого платья, голые руки, голые ноги. Красивые, надо сказать, ноги. Впрочем, как и всё остальное. Катя была красивой девушкой. Понятно, что на вкус и цвет, как говориться, все фломастеры разные, но девять из десяти мужиков, в «той жизни», смотрели на неё всегда с весьма однозначной заинтересованностью. Остальных она списывала на растущую популярность ЛГБТ сообщества и дурной вкус. На самом деле, количество «заинтересованных» было немного поменьше, ввиду её очень небольшого возраста и большинство именно мужиков, смотрели на неё просто как на милого и воспитанного ребёнка. Но, самомнение, оно такое самомнение.
– Девка, смотри.
– О, мужики, чего это, а?
– Полуголая что ли? Господи Иисусе, в исподнем. В лесу-то.
– Неужто эти, – широкий, словно воротина, бородатый мужик, в длинной кольчуге до колен, пнул ногой один из трупов, – снасильничали?
– Тощия-а, мослы одни торчать.
«Сам ты! Вон борода одна торчит и нос из неё. Самому небось и тридцати нет, а выглядишь словно пердун столетний. Стройная, понял?» Вслух она, конечно, этого не сказала. Мало ли, больно уж публика странная.
Направившись к ней, от остальных отделились два всадника. Это уже плохо. Катя помахала им ладошкой.
– Приве-е-е-т! А я здесь гуляла да заблудилась. Не туда свернула, наверное. Пойду я, пока.
«Пока», конечно же, не случилось. Оставалось мило улыбаться и надеяться на лучшее.
– Кто ты?
Не любила Катя такие вопросы. Слишком простые, на которые, однако, можно было дать слишком большое множество ответов. Ладно, исходя из ситуации, ответ должен быть столь же максимально прост.
– Э… Я? Катя. – нет уж, не до такой простоты. – Екатерина Андреевна.
Второй всадник усмехнулся в кулак, отведя взгляд, но поглядывал как-то странно, первый просто улыбнулся.
– Благородная, стало быть? А скажи-ка мне, Екатерина Андреевна, куда это ты такая голожопая гуляла? В лесу-то.
– В смысле? Это платье. Платье-рубашка, очень модное. – она оттянула кармашки на груди, демонстрируя, что это и на самом деле модное платье, а не ночнушка какая-нибудь.
Мужики дружно заржали.
– Да ежели бы моя Агрипина до свадьбы в таком платье ходила, у меня бы, гладишь, жизнь сложилась!
– У тебя бы может и сложилась, у других бы глаза полопались.
– Что сказал?
– А ну цыц! Раскудахтались! – первый всадник поднял руку, призывая успокоиться.
– Платье, говоришь. Специально для прогулок по лесу, я правильно понимаю?
– Нет, конечно, по лесу в таких не ходят. На выход, в гости, дома можно. В основном, на работу ношу.
– Работа? – второй всадник, усмехнувшись, спешился. – Дайка мне ручки, Екатерина Андреевна.
«Что не так? Руки тебе зачем?» Но делать нечего, пришлось протянуть ладошки, которые тут же попали в две настоящие лопаты. Катя с уважением посмотрела на широкие, грубые, словно стальные руки всадника. Краем глаза она заметила, как к ним подтянулись остальные мужики.
– Стоян, да ты глянь. У дочек боярских таких ручек нежных нет, словно шёлк, даже касаться боязно. А кожа, – он провёл тыльной стороной пальцев по плечу Кати, – белая, аж прозрачная, я сквозь неё вены вижу. У моей на грудях такой нет. Что же за работу она такую могла работать?
С этими словами он ткнул пальцем ниже ключицы. Катя инстинктивно отбросила его руку. «Ты мне ещё синяк оставь, придурок».