Зазвенели стаканы, послышалось умиротворяющее бульканье.
Неожиданно, в унисон с раскатом грома, раздался пронзительный вопль. Кричало животное. Норман не успел еще вскочить, как вопль затих.
Из кухни до задней двери было ближе, поэтому Тэнси чуть опередила мужа.
В желтом свете из окон дома напротив Норман увидел распростертого на земле Тотема. Голова кота была расплющена чем-то тяжелым.
Из горла Тэнси вырвалось то ли рыдание, то ли рычание.
Впрочем, свет выхватил из мрака не только кошачий труп. Норман встал так, чтобы закрыть от Тэнси две глубокие вмятины в асфальте.
Их проделал, вероятно, тот же камень, который оборвал жизнь Тотема; однако в расположении вмятин было нечто, наталкивавшее на странные мысли, поэтому Норман и загородил их от Тэнси.
Она огромными от ужаса глазами посмотрела на мужа. В лице ее не было ни кровинки.
— Ступай в дом, — проговорил он.
— Ты…
— Да, — кивнул он.
Поднявшись по ступенькам, она остановилась:
— Мерзавцы, какие мерзавцы!
— Да.
Тэнси оставила дверь открытой. Мгновение спустя она вынесла на крыльцо подстилку, повернулась и захлопнула за собой дверь.
Норман закатал тельце кота в подстилку и пошел в гараж за лопатой. Он не стал тратить время на поиски камня, кирпича или иного орудия убийства и предпочел не рассматривать вблизи примятую траву за оградой.
Когда он принялся копать яму, в небе засверкали молнии. Накинув на мысли узду, чтобы не мешали, Норман работал споро, но без излишней спешки. Вспышки молний становились все ярче, а мрак в промежутках между ними делался все гуще. Ветер закружил в воздухе листву.
Норман не торопился. Какая ему разница, если молния высветила крупную собаку у парадной двери его дома? По соседству живет немало крупных собак, но все они отличаются добродушием, да и Тотем погиб явно не от собачьих клыков.
Молния полыхнула ослепительно ярко. Норман мельком увидел, как пес скрылся за углом дома. Пес цвета каменной статуи, ковылявший на негнущихся ногах. Норман быстро задвинул засов.
Тут он вспомнил, что окна в его домашнем кабинете распахнуты настежь. Скорее! Оно может проникнуть внутрь.
Глава 9
Когда Норман вошел в гостиную, на лице его не было и следа того смятения, которое переполняло душу. Тэнси сидела на стуле с прямой спинкой и, слегка подавшись вперед, глядела в пространство. Пальцы ее перебирали бечевку.
Норман закурил.
— Тебе чего-нибудь налить'? — спросил он, стараясь, чтобы его голос прозвучал ровно.
— Спасибо, не надо. Налей себе, — отозвалась она, заплетая и снова расплетая узлы на бечевке.
Норман опустился в кресло и подобрал брошенную книгу. Со своего места он мог без помех наблюдать за женой.
Теперь, когда не нужно было ни копать могилу, ни заниматься какой-либо другой механической работой, мысли все настоятельнее требовали к себе внимания. Ему удалось, однако, заключить их в герметичную сферу в глубине своего черепа, где они и вращались, бессильные изменить выражение его лица или воздействовать на те раздумья, которые касались Тэнси.
Колдовство существует, голосили мысли, заключенные в сфере. Повинуясь ему, нечто соскользнуло с крыши.
Женщины — ведьмы, что сражаются за своих мужчин.
Тэнси была ведьмой. Она оберегала тебя, а ты принудил ее прекратить.
Но тогда, отозвалась вторая половина его мозга, почему она словно не замечает происходящего вокруг? Ведь нельзя же отрицать, что она до недавних пор была весела и счастлива.
Ты уверен, что она не замечает? Вполне возможно, что, расставшись с колдовскими принадлежностями, она утратила свое ведьминское чутье. Ученый без инструментов — все равно что дикарь: без микроскопа ему не различить бактерий брюшного тифа, без телескопа не увидеть спутников Марса. Его собственные органы чувств могут быть развиты куда хуже, чем у дикаря.
Запертые в голове мысли жужжали, словно пчелы, которые ищут выход из закупоренного улья.
— Норман, — произнесла Тэнси, не глядя на мужа, — ты сжег тот амулет в медальоне, правда?
— Правда, — ответил он после непродолжительного молчания.
— Я совсем забыла про него. Их было так много.
Норман перелистнул страницу. Прогремел гром, по крыше дома застучал дождь.
— Норман, а дневник ты тоже сжег? Ты поступил правильно. Я хотела сохранить его, потому что в нем не было записано заклинаний — одни формулы. Я пыталась убедить себя, что это как бы не считается. Но ты молодец.
Ты ведь сжег его, да?
Норман чувствовал себя так, будто они играли в «холодно — горячо»и Тэнси подбиралась все ближе к «горячему». Мысли в сфере торжествующе загудели: миссис Ганнисон взяла-таки дневник. Ей известны защитные чары Тэнси.
Однако вслух он солгал:
— Да, сжег. Извини, но мне…
— Ты был прав, — перебила Тэнси, — от начала и до конца.
Пальцы ее двигались с потрясающей быстротой, хотя она вовсе не смотрела на бечевку.
В окне при вспышках молний возникала улица с черными рядами деревьев. Дождь перешел в ливень. Норману почудилось, будто кто-то скребется под дверью. Наверняка послышалось; дождь и ветер производили столько шума, что впору было затыкать уши. Немудрено вообразить себе невесть что.
Его взгляд задержался на узлах, которые вывязывали неутомимые пальцы Тэнси. То были хитроумные, замысловатые на вид узлы; тем не менее они распадались при одном-единственном рывке. Рассматривая их, Норман вспомнил, с каким прилежанием изучала Тэнси «кошачью колыбельку» индейцев. А еще память услужливо подсказала ему, что при помощи различных узелков первобытные люди поднимали и успокаивали ветер, крепили любовные узы, приканчивали на расстоянии врагов — словом, широко и повсеместно пользовались ими. А парки7 плели нити судьбы. Чередование узлов на бечевке, ритмические движения рук Тэнси унимали тревогу и как будто обещали безопасность. Если бы узлы не распадались!