– Этому мальчику уже почти восемнадцать. И отсутствует всего одну ночь – меня никто не примет всерьез.
– Тогда завтра, если он не вернется домой нынче вечером. Уверена, твои страхи преувеличены, Норман. Мюллер на самом деле не слишком опасен: дай ему десять долларов – и он напьется до бесчувствия. И чем больше я думаю о ситуации, тем больше склоняюсь к мысли, что Пенни не ошибается. Если Тим отправился автостопом...
Она не договорила: Пенни стремительно бросилась к окну. А затем и ушей Эллен достиг звук, который более острый слух дочери различил мгновением раньше. К дому подъезжала машина.
Эллен тоже встала и выглянула в окно. Автомобиль был ей незнаком: старый помятый «форд», который хрипел и задыхался, будто страдал одышкой. Машина остановилась, и водитель вышел наружу. Это был священник – мистер Уинклер. Вслед за ним появились миссис Грапоу и еще двое мужчин. Одного из них Эллен знала только в лицо. Вторым был Мюллер.
– Не пускай их в дом, – взволнованно выдохнула Пенни.
– И не собираюсь.
Выбежав на веранду, Эллен услышала голоса приближающейся «депутации»: похоже, совещание шло вовсю.
Но видно никого не было: возможно, они задержались на тропинке. Двор, в котором все цвело и благоухало, выглядел мирным и безмятежным. Солнце клонилось к закату: она спала дольше, чем предполагала.
Эллен протерла глаза. Конечно, она все еще спит и видит сон. Может, она вообще проспала все лето, и миссис Грапоу – всего-навсего порождение ее подсознания, а пастор и эта жуткая церковь – фрагменты каких-то подавленных детских страхов...
Но в эту минуту процессия появилась из-за цветущего розового куста. Возглавлял ее мистер Уинклер. На его лице застыла маска ханжеского неодобрения, но маленькие глазки беспокойно бегали. Позади него шествовала миссис Грапоу. Чуть поодаль, сохраняя безопасную дистанцию, плелся Мюллер. Ружья у него в руках не было. «Наверное, ему запретили взять с собой дробовик, – предположила Эллен, – но вряд ли потому, что пришли с мирными переговорами. Скорее – просто не понадеялись на его меткость». Мюллера шатало из стороны в сторону. Без ружья он явно чувствовал себя неуверенно.
Эллен вышла на крыльцо и плотно закрыла за собой дверь. Стоя на ступеньках и возвышаясь над «парламентерами», она получала некоторое психологическое преимущество и собиралась им воспользоваться, чтобы ни под каким предлогом не пустить их в дом. Пусть держатся подальше от него – и от Пенни.
Но дочь, проигнорировав молчаливый запрет, встала позади нее на самой верхней ступеньке. У Эллен не возникло даже мысли позвать на помощь Нормана – другое имя пришло ей в голову, и она подавила в себе отчаянное желание произнести его вслух.
Пастор, завидев ее, остановился, и Эллен не дала ему времени открыть рот.
– Что вам угодно? – холодно спросила она.
– Вы прекрасно понимаете, что нам угодно. Где он?
– Не знаю.
На поляну перед домом наползла тень. Небо на западе затягивали тяжелые тучи, их иссиня-черные края обрамляла золотая кромка.
Внезапно Эллен охватило странное ощущение: это все уже было. Вот так же стояла когда-то женщина на ступеньках собственного дома перед зловеще-молчаливой толпой незваных гостей. И точно так же ее переполнял гнев, смешанный со страхом перед надвигающейся опасностью. Психологи называли подобные явления «дежа вю» и объясняли их вполне рационалистически.
Эллен, наверное, тоже могла бы объяснить это состояние, но не пыталась. Сила презрения к толпе, испытанного той, другой женщиной, вдохнула в нее необходимую уверенность. Эллен выпрямилась и вновь заговорила более решительно:
– Я не знаю, где он. Но даже если бы и знала, все равно не сказала бы вам. Немедленно покиньте пределы моей собственности, или я вызову полицию.
Отодвинув пастора мощным плечом, вперед протиснулась миссис Грапоу.
– Никто не посмеет вызвать полицию. Мы не допустим, чтобы позор бедной девушки был предан огласке.
– По-моему, о нем и так уже достаточно осведомлены, – отрезала Эллен и перевела взгляд на Мюллера. Тот испуганно спрятался за чужую спину. – Если мистеру Мюллеру хочется пощадить чувства своей дочери, то ему не следует расхаживать с ружьем, бросаясь нелепыми угрозами.
– У него есть право, – сказала миссис Грапоу.
– Нет у него такого права! Предупреждаю, и вам лучше прислушаться к этому предупреждению: если кто-нибудь поднимет руку на Тима, я немедленно позову полицию и дам показания. Я скажу, что вы угрожали ему – все вы. Соучастие в убийстве – серьезное обвинение. За это можно провести в тюрьме немало лет.
– А теперь послушайте меня! – заорал Уинклер. – Это наше дело, и мы сами его уладим. Обойдемся без посторонних советчиков, указывающих, что нам делать.
Миссис Грапоу одобрительно кивнула.
– Правильно, святой отец. Скажите ей. Скажите, что мы хотим обыскать дом.
– Мама, – произнесла Пенни отчаянным шепотом.
Эллен повысила голос:
– Пенни, иди и позвони в полицию округа.
– Погодите, не торопитесь, – начал Уинклер.
– Да, всем нам не следует торопиться.
Это был голос Нормана. Эллен, поглощенная словесным поединком, не слышала, как он подошел. Норман спустился на ступеньку и встал рядом с ней.
– Хэнк, – обратился он к священнику, – ты перешел границу дозволенного. Тебе не следовало угрожать миссис Марч.
– Ну, я вовсе не собирался...
Миссис Грапоу оттолкнула щупленького пастора и шагнула вперед.
– Нет, мы как раз собирались! – крикнула она. – Святой отец, войдите туда, или я сама это сделаю. Норман, ты сам прекрасно знаешь, каков твой племянник. Никто из наших девушек не будет чувствовать себя в безопасности, пока он разгуливает на свободе. Приближается ночь, и лишь Господу ведомо, что он опять совершит под покровом тьмы.
– Я сделал все от меня зависящее, – оправдывающимся тоном сказал Норман. – Мне кажется, он уехал, миссис Грапоу. Вообще уехал из города. Я искал его повсюду...
– Ты забыл про собак. Они быстренько его найдут. И избавят нас от необходимости стрелять в него.
Пенни задохнулась от возмущения, а Норман вяло возразил:
– Ну, миссис Грапоу, вы же не собираетесь в самом деле...
– Прекратите!
Эллен сорвалась на крик. Она не могла разобраться в собственных ощущениях – никогда в жизни ей не доводилось испытывать такой... ненависти. Да, пожалуй, «ненависть» была верным словом. Эллен чувствовала, что способна убить этих троих, включая Мюллера. Слабые попытки Нормана оправдаться тоже разозлили ее. Нечего сказать, большая от него помощь! Неужели он не понимает, что с этими монстрами бесполезно разговаривать?
Ухватившись за перила, она ощутила под рукой опору, и это несколько укрепило ее смятенный рассудок. Все пристально глядели на нее. Почему они так смотрят?
– Прекратите, – повторила она уже чуть спокойнее. – Я не желаю больше слушать эти непотребные речи. Убирайтесь! И прихватите с собой этого воинственного кретина!
Рука ее взметнулась во властном жесте, указывая на Мюллера.
Если бы Эллен метнула камень, реакция была бы наверное, такой же. Миссис Грапоу отшатнулась. Пастор нырнул за ее широкую спину. Из открытого рта Мюллера стекала по подбородку струйка табачной слюны. Он медленно пятился, не в силах оторвать глаз от Эллен.
И она поняла. Они боялись – все, даже миссис Грапоу, сжимавшая хилую руку священника. Их души разъедены злобой и ненавистью, а теперь они испытывали страх. Страх перед ней.
Что-то с силой сдавило грудь Эллен. Чужое дыхание сорвалось с ее губ. В глазах потемнело. Она услышала собственный голос, выкрикивающий слова – незнакомые, пронзающие воздух, как пули. И все же какая-то часть ее сознания понимала смысл этих слов, помнила их силу и власть.
Когда наконец она вернулась в собственное тело (по-другому Эллен не могла это назвать), то увидела, что противник бежит с поля боя. Мюллер уже скрылся из глаз, Уинклер торопливо семенил к машине, вслед за ним, как неповоротливый бронтозавр, топала миссис Грапоу.
Норман стоял внизу, вцепившись в перила. Его глаза казались черными из-за расширившихся зрачков.
Силы оставили Эллен. Она покачнулась, и Пенни схватила ее за плечо.