– Боже мой, – пробормотала Эллен, растерянно глядя на дочь. Но вслух произнесла: – Хорошо, милая. Я найду керосин и выйду к сараю. А ты... запрешь дом.
"Надо бежать, – подумала она. – Прямо через лес, к Норману. Позвонить Джеку... вызвать врача... пусть пришлют «скорую помощь», должна же здесь быть «скорая помощь...»
– Господи! – удивленно выдохнула Пенни. – Ты думаешь, я сумасшедшая, так ведь? Ты на самом деле уверена... Тогда мне не остается ничего другого. Придется рассказать тебе правду.
Эллен опустилась на стул – ноги ее больше не держали. В мозгу вертелись всевозможные жуткие предположения.
Пенни включила свет. Теперь, когда Эллен видела ее более отчетливо, страхи несколько улеглись: дочь была бледной, но спокойной. Решительно сжав губы, она уверенно двигалась по дому, плотно задергивая шторы и запирая на замок все входы. Затем подошла к подвальной двери и распахнула ее.
– Продолжим, – сказала она. – В первый раз не получилось. Итак, машина...
– Я поняла. Что дальше?
Какой-то частичкой сознания Эллен давно уже прозревала истину, но все же была потрясена, услышав знакомый низкий голос и увидев юношу, возникшего в дверном проеме.
Он выглядел как-то непривычно. По-прежнему одет в лохмотья, теперь еще более изодранные (Эллен поняла, что он на самом деле провел в лесу какую-то часть ночи – если не всю ночь). Его и раньше никто не назвал бы чересчур упитанным, но сейчас скулы резко выделялись на исхудавшем лице. Однако Эллен поразило не это.
В следующий момент она поняла: Тим больше не сутулился и утратил привычную хмурость. Выпрямившись, расправив плечи, он подошел и встал прямо перед ней. Его глаза, чуть запавшие от усталости, твердо встретили ее взгляд.
Закрыв подвальную дверь. Пенни подошла и встала рядом с ним. «Ей необязательно было это делать», – вяло подумала Эллен. Даже разделенные пространством комнаты, эти двое и так были вместе.
В гостиную вплыла Иштар и потерлась о грязную ногу Тима. Затянувшуюся тишину нарушало лишь бархатное кошачье мурлыканье. Тим нагнулся и взял ее на руки; а Иштар доверчиво прикорнула у него на груди.
– Иштар меня любит, – осторожно произнес он и улыбнулся.
«Еще бы, – мысленно возразила Эллен, – вот если бы ты на меня хоть раз посмотрел такими глазами...» Но ведь она уже видела его таким – в ту ночь, когда он спас кошку.
При воспоминании об этом Эллен разобрал истерический смех.
– Пенни, наверное, нужно дать миссис Марч аспирину или чего-нибудь в этом роде, – неуверенно сказал Тим, и улыбка его угасла. – Пожалуй, мне не следовало...
– Нет, мне ничего не нужно, – еле выговорила Эллен, все еще продолжая нервно смеяться. – У меня небольшая истерика. Я просто не знаю, что сказать.
– Не знаешь, что сказать! – Пенни шагнула вперед, и Тим тут же двинулся за ней, как будто намагниченный. – Мне требовалось каким-то быстрым способом убедить тебя, что я, твоя неразумная малолетняя дочь, абсолютно права, а все остальные, включая мою всеведущую мать, ошибаются.
– Ошибаются насчет чего? – Эллен вдруг ощутила странное спокойствие, как будто, изрядно потрепанная смерчем, внезапно очутилась в самом его центре, где царила тишина.
– Давай начнем хотя бы с этого: тот роскошный белый дом на холме – кому он принадлежит?
– Разве не Норману?
– Он принадлежит Тиму. – Пенни ткнула пальцем в смущенного владельца столь внушительной недвижимости, выглядевшего в этот момент, надо сказать, несколько глуповато. – Дом, этот пижонский автомобиль и около двух миллионов долларов. А в свой восемнадцатый день рожденья, уже в следующем месяце, Тим получит все в свое полное распоряжение.
– Погоди, – прервала Эллен. – Никто не позволит восемнадцатилетнему мальчишке...
– Распоряжаться состоянием? Я знаю, большинству людей это представляется невозможным. Тебе, например.
Но мать Тима была другой. Неужели тебе ни разу не пришло в голову поинтересоваться, откуда у Нормана деньги? Мать Тима принадлежала к семейству Пибоди – тех самых, «мясных королей». В восемнадцать лет она сбежала из дому с будущим отцом Тима и вышла за него замуж. Это был один из тех сумасбродных браков, которым все обычно предрекают недолговечность, но в данном случае «ясновидцы» ошибались. Его мать просто терпеть не могла светских условностей, и уединенная жизнь в лесу, среди живой природы, пришлась ей по душе. И она говорила, что в восемнадцать лет была уже достаточно здравомыслящей личностью, чтобы самой определить собственную судьбу, и рассчитывала, что Тим будет таким же.
– Откуда ты все это знаешь? – недоверчиво спросила Эллен.
– Когда она погибла, мне было уже десять, – тихо ответил Тим. Его голос звучал глубоко и проникновенно. – И она всегда разговаривала со мной, как со взрослым. Отец – тоже. Он был замечательным. А потом, так неожиданно... – Лицо его исказилось болью. Он беспомощным жестом поднял руку, как будто защищаясь от воспоминания, и чуть не выронил при этом кошку. Рассерженная Иштар укусила его. Тим опустил ее на пол и продолжил:
– Адвокаты сказали, что Нормана назначили моим опекуном. Правда, он никогда мне особенно не нравился – мы не очень-то находили общий язык. Он всегда разговаривал таким тоном... типа «ну-ну, малыш», если вы понимаете, о чем я. Как будто хотел погладить меня по голове, но боялся, что запачкает руку. Но, в общем, он не был злым – просто не умел обращаться с детьми.
– Ладно, продолжим, – вмешалась Пенни. – Имей в виду, я могу доказать все, что собираюсь сейчас тебе выложить. Итак, ты согласна с первым пунктом?
– Согласна, – слабым голосом ответила Эллен. Полемический азарт дочери напомнил ей о тех жарких дебатах у камина, когда они все собирались по вечерам в своем прежнем доме в Бетесде, и Пенни схватывалась сразу со всеми тремя двоюродными братьями, а Джек, в зависимости от настроения, поддерживал обе стороны поочередно.
– Отлично. Следующий тезис – повторяю, я все могу доказать, – Тим никогда не наблюдался у психиатра и не был пациентом доктора Абрахамсона.
– Но ведь Норман... – Гримаса, искривившая оба юных лица, не позволила ей договорить. – Откуда ты знаешь?
– Полагаю, свидетельства Тима тебе будет достаточно. А как насчет свидетельства доктора Бишопа?
– Пенни, но ты же не... Каким образом тебе это удалось?
– Я наплела ему кучу всякой чепухи, – сухо ответила Пенни. – О тебе. Он ведь очень хорошо к тебе относится, мамуля. Конечно, сначала он немного посопротивлялся, но потом все-таки согласился навести справки. Тим никогда в жизни не был на приеме ни у одного врача федерального округа Колумбия. По крайней мере, ни у одного, известного доктору Бишопу. А насчет Абрахамсона он специально уточнял.
Эллен испытала настоящее потрясение. Информация о том, что Тим – богатый наследник, не произвела на нее особого впечатления. Правда, Норман всегда делал вид, что деньги – его собственные, но тщеславие – не самый страшный из пороков. Однако в случае с Абрахамсоном ложь была очевидной, и Эллен не могла подыскать какого-нибудь благовидного предлога, который оправдывал бы столь откровенное вранье.
Пока она сидела, не зная, что и думать, Пенни совершила то, что ошеломило ее уже окончательно: дочь опустилась перед ней на колени и ласково сжала ее руки в своих ладонях.
– А теперь главный довод, – мягко сказал она. – Тебе трудно будет в это поверить, но ты постарайся, ибо это чистая правда. Тим ни разу в жизни не причинил боли ни одному животному и уж тем более – никого не убивал. Когда родители– погибли, у него был щенок. Через две недели он нашел его на своей кровати – мертвым. Его отравили.
У Эллен сжалось сердце от боли – за Пенни: глаза девочки потемнели от ужаса. Пенни верила этой кошмарной истории. Она услышала ее от Тима, а Тим... Эллен посмотрела на юношу, и тот ответил ей угрюмым взглядом. Пенни еще сильнее сжала ладони матери и торопливо продолжила:
– Норман купил ему еще одного щенка. Это не смогло заменить Тиму потерю, но постепенно он привязался и к этому песику. В то время Норман завел своих ужасных доберманов. Они тоже были еще щенками, но уже тогда – достаточно крупными и сильными. И они убили собачку Тима. Норман сказал, что ее заперли с ними по ошибке, а в тот день он их специально не кормил, чтобы вырастить из них настоящих сторожевых псов.