Вода в унитазе вполне годится.
Призрак вопил, пока Лидия высыпала прах в раковину. Когда она нажала на смыв, крик оборвался.
Сильвестр почувствовал нарушение печати, как паук — колебания паутины. Он ехал к своему загородному дому и, как обычно, подзастрял в узкой глотке старого проспекта, который так и не расширили, хотя за ним начиналась автострада на восемь полос.
Развернуть машину не было ни времени, ни места. Сильвестр вырулил к обочине, бросил автомобиль и побежал через университетский парк.
По сумеречному времени там было почти пусто. Немногочисленные влюбленные и редкие наркоманы только вздрагивали, когда мимо них проносилась тень в расхристанном пиджаке, шляпе-федоре и съехавшем на плечо галстуке.
Через парк обычный человек срезать путь не смог бы — за его оградой начинался длинный высокий забор остановленного завода. Но Сильвестр в один прыжок взлетел на ограду и помчался по ней, как по ровному тротуару, оставляя за спиной квартал за кварталом.
До места ему оставалось километра три напрямик. Но в старых кварталах царской застройки прямого пути никто не проложил.
Для человека.
Сильвестр добежал до конца ограды и понесся по гаражам, затем по пожарной лестнице взлетел на крышу пятиэтажной «сталинки» и перепрыгнул с нее на крышу следующего дома…
…Инга уснула под действием зелья и увидела сон — а вернее, во сне воскресло воспоминание.
Вот река. Вот остров, где загорают и купаются. Вот они с отцом идут вдоль берега босиком, по колено в воде. У отца в руках спиннинг, у Инги — садок с рыбой. Отец забрасывает спиннинг в реку и на ходу сматывает. На «самодуре» бьются два окуня. Отец бросает их садок, они с Ингой меняются: спиннинг берет девочка. Размахивается, забрасывает. От неловкого замаха крючок спиннинга Инги впивается ей в мочку уха.
Больно. Все неловкие попытки выпутаться из крючка и лески только усиливают боль. Бедное ухо стремительно распухает.
Отец бросает свой спиннинг и кидается к ней. Осматривает ухо.
— Охохо, придется потерпеть. На крючке зазубрина, надо его вырезать.
Вырезать?! Перепуганная Инга поднимает рев:
— Не хочу-у-у!..
— Никто не хочет. Надо. Не бойся, твой папа хирург.
Как-то незаметно, гладя по голове и плечам, прижимая к себе, он успокаивает дочь, усаживает ее на свою куртку, достаёт флягу и раскладной нож. Обливает нож коньяком, даёт Инге. Она забывает про боль. Нет, не совсем забывает — боль по-прежнему пульсирует в ухе, но Инга чувствует, что эта боль уже не такая огромная и страшная.
— Вот. Будешь моим ассистентом.
Инга принимает ножик, ощущая всю тяжесть ответственности.
Папа льет из крышечки коньяк на ухо Инги. Та морщится и шипит.
— Учись терпеть. А то как рожать будешь? Давай нож.
«Я не буду рожать, я не хочу», — думает Инга. Но она ассистент, а ассистенты лишнего не болтают. Она молча протягивает папе нож.
Боль совсем короткая и нестрашная. Одно ловкое движение — и крючок вынут. Отец зажимает раненое ухо дочери чистым платком.
— Папа… а рыбке, когда мы её ловим — так же больно? — вдруг спрашивает она.
— Не знаю. Не думал об этом.
Отец подходит к берегу с садком в руках. Раскрывает садок, выпускает всю рыбу в воду. Серебряно-зеленоватые тела рыб растворяются в солнечных бликах.
«Проснись!» — кричит кто-то, колотясь в голове, как пульс. — «Проснись, не то умрешь!»
Инга открывает глаза. Над ней на коленях стоит Лидия с чайной чашкой, над которой поднимается зелёный дымок. Лидия выпивает жидкость из чашки и падает рядом с Ингой. Над Ингой наклоняется её призрак — старая, уродливая женщина. И тут с воплем сквозь стену врывается Ольга.
— Что я смогу сделать, курва? А вот что!!!
И Ольга накидывается на ведьму, хватает её за горло и оттаскивает прочь.
Инга лежит на спине и видит, как в воздухе над ней бьются два призрака. Это никакая не эпическая астральная битва, которой можно было бы ожидать от призраков. Это форменная базарная драка, с визгом, попытками выцарапать глаза, пинками по ногам и выдиранием волос, призрачные клочья которых тут же растворяются в воздухе.
Инга отрешенно думает, что это было бы невероятно смешно, если бы она имела какое-то отношение к способности смеяться. Ей хочется спать. Хочется вернуться в то время детства, когда папа еще мог прижать ее к себе. Но Ольга, таская призрачную ведьму за волосы по воздуху, кричит во все горло:
— Инга, шевелись!!! Порушь ей знак, тогда она ничего не сможет!!! Опрокинь свечки!