Знакомый голос, новый удар… Ануш в панике закрутила головой и неожиданно увидела часть себя — и старшего сына кузнеца рядом.
Страх, ожесточение и растерянность не позволили ей сразу понять, что необычного в том, что она видит, а когда поняла, то выдохнула почти с облегчением.
Оказывается, это всего лишь сон!
Потому что только во сне могла она смотреть сверху на мальчика, что был выше ее на голову — и только во сне она могла ходить на четвереньках как на двух ногах, а вместо рук иметь коровьи копыта!
— Ну, двигай, дохлая! — мальчишка, старательно, но безуспешно имитируя грубый голос мужчины, снова хлестнул ее прутом, заставляя вздрогнуть от боли.
— Где коровьи копыта, Ануш, там и… — прошептал далекий старческий голос, о котором она успела позабыть, и новая, удивительная и забавная мысль сама собой сформировалась в ее мозгу.
Девочка повернулась к вызывающе прищурившемуся мальчишке — «как тогда!» — мстительно напомнил голос — наклонила голову и сделала первый шаг вперед…
Проснулась Ануш в темноте: светильник давно погас, наполнив тесное помещение удушливой гарью.
Девочка поднялась с пола, растерянно моргая, и тут же схватилась за голову: казалось, еще одно движение — и она рассыплется на куски. Даже думать было больно, словно при каждой мысли кто-то старательный и злобный возил по макушке пилой. Но трем расплывчатым воспоминаниям, слившимся почему-то в одно, причудливое и тревожное, удалось пробиться даже через тупо пульсирующую жирную боль: про драку с соседскими детьми, про найденное украшение и про сон.
Страдальчески морщась от первой в жизни головной боли, она выскользнула в сени, прижалась виском к прохладным доскам и замерла.
О чем можно рассказать матери, а о чем умолчать?..
«Про драку, если на лице ничего не осталось, не скажу… Про украшение… Если сказать — отберет… Не скажу…»
У нее никогда в жизни не было секретов от мамы, а тут сразу целая куча — было от чего прийти в замешательство. И тут Ануш вспомнила про нелепый сон и с облегчением решила, что про него-то рассказать можно. Пусть посмеется: человек превратился в корову! А пока на улице не стемнело совсем, надо сбегать к бочке посмотреть на себя — видно царапины или не видно, врать вечером или не врать?..
Мама вернулась позднее, чем Ануш ожидала, почти затемно, утомленная и чем-то расстроенная.
— Мамочка, а знаешь, что мне сегодня приснилось? — бросилась ей навстречу девочка, обняла узкие бедра и ткнулась носом в живот, пахнущий мукой.
Ей так хотелось приободрить маму!
— С тобою все в порядке? — будто не слыша, беспокойно спросила женщина, взяла обеими руками голову дочки и попыталась заглянуть ей в лицо.
— Д-да…
Если бы мама Ануш не была чем-то взволнована, она почувствовала бы ложь. Полумрак же скрыл так и не зашитое платье и почти зажившие царапинки на предусмотрительно измазанной сажей мордашке.
— Как хорошо… — нервно прижав к себе дочь так, что она ойкнула, выдохнула женщина и заговорила быстро и сбивчиво: — Ты представляешь, милая… Я отчего поздно… Хозяин посылал меня в соседнее село за знахарем. Сын кузнеца, который у него сейчас колесо ладит, к лечухе корову водил… и когда обратно в стадо шли, она его к забору прижала… весь бок рогом разорвала… чуть правее — и через ребра бы прошло… Ох, спаси-упаси… Как хорошо, что у нас нет коровы! Только ты не пугайся, милая, не бойся…
— Корова?!..
И забытое ею окончание чудного сна моментально вспыхнуло в мозгу словно зарница.
Перекошенное от ужаса и боли лицо мальчишки, глухой удар рогов о забор, тонкий вскрик, торжествующее мычание — и далекий ликующий смех надтреснутого старческого голоса…
Ноги Ануш подкосились.
Мама уснула, едва голова ее коснулась набитой травой подушки.
В свете луны за окном лицо ее казалось восковым, как у покойницы, и Ануш торопливо и истово осенила себя знамением против сглаза — чтобы дурное не сбылось, не приведи Святой Радетель… От одной только мысли, что она может лишиться своего единственного на этом свете любимого и родного человека, ее бросало в холодный пот.
Девочка отвернулась от пугающего света, накрылась с головой одеялом и попыталась уснуть, но сон не приходил. И вдруг она поняла, отчего: весь вечер мысли о раненом мальчике исподволь не давали ей покоя.
Сильно ли он мучается сейчас? Было ли ему больно?
Сердце ее сочувственно сжалось — но тут же дернулось, точно укололось обо что-то…
— Было ли ему страшно — страшнее, чем тебе, когда он пинал тебя?