Еще один пункт к тому, что нужно сделать, так?
Однако первым делом…
Из трубы я вытащила огромное количество веток и прочего мусора, считая брошенное воронье гнездо. Ершик был полностью черный, я, впрочем, тоже, однако, когда я зашла в дом и затопила печь, тяга была отличная. Я притащила ведро воды в дом и впервые нормально поела гречневой каши, дав ее же коту — тот сморщился, но ел, видимо, мыши и так уже в горле стояли.
После завтрака я занялась домом — вымыла и выдраила комнату, заново побелила печь и выкинула весь испортившийся хлам, включая треснувшие кадушки и тряпье, пересыпала купленные крупы в сосуды, промыла стекла и в конечном счете остановилась у открытого входа в погреб. Покосилась на кота.
— Пойдешь первым?
Я не любила такие вот клетки. Влезешь внутрь, а тебя там запрут.
Хотя сейчас рядом со мной никого больше не было, этот страх меня не покидал. Поэтому я сходила за фонариком и, включив его, осторожно осветила то, что снизу. Луч света выхватил сырой, утоптанный пол и лестницу. Кот, выразительно покосившись на меня, прыгнул вниз, и мне пришлось лезть за ним. Внизу оказалось неожиданно просторно, подвал шел под всем домом. Я высветила фонарем несколько рядов банок с соленьями, большинство слишком пыльные, чтобы думать, что они еще съедобны, в дальнем углу стояло четыре бочки — как выяснилось, пустые и совершенно сухие — видимо, ими давно не пользовались. Отлично.
На следующий день я отправилась в город — закупить все необходимое. Поставила перед домом кота и приказала сторожить.
До ближайшего крупного поселка доехала на попутке, а оттуда пересела на маршрутку. Город был небольшой — впрочем, все необходимое в нем было. Олифа, ящик свечей, проволока, две кадушки веревок, резиновые сапоги, смола, хозяйственные спички и новые ножи, брезент и прочие мелочи, необходимые для жизни при минимальном контакте с людьми. Нерешительно потоптавшись со всем этим скарбом у таксофона, я все же не стала звонить родным и взяла такси, так что меня доставили прямо к дому, что вызвало еще больший переполох и в деревне, и на хуторе.
Отправила водителя с деньгами и закрыла калитку, улыбнувшись соседке. Слева начинался лес, справа дом, в котором жила какая-то старуха, которую я видела сидящей в самообразовавшемся центре хутора — у перекрестка, куда из деревни приезжал грузовик с продуктами и необходимыми товарами, так что соседи — любопытные, по крайней мере — у меня были только одни.
Следующие несколько дней я посвятила перекапыванию огорода на заднем дворе и высаживанию картошки и ранних семян и выматывалась так, будто грузила мешки на вокзале. Приползала домой я только к вечеру и падала, едва добиралась до печи. Теплая погода стояла еще четыре дня — все это время я работала как заведенная, стараясь успеть до того, как все изменится — весенняя погода переменчива, а весенние грозы славятся на весь мир. Когда небо заволокло тучами, я как раз высаживала последние семена и тревожно косилась на небо и, едва почувствовав первые капли, стремглав побежала к дому. Гроза застала меня уже внутри, сидящей у печи — я подбрасывала поленья в разгорающуюся печь. Тяжелые капли застучали по стеклу, одновременно ставни задребезжали под порывами ветра. Я закрыла заслонку, ощущая, как нагревается печь, поставила чайник и села у окна. Огонек свечи трепетал на сквозняке — чтобы законопатить щели, нужно будет ждать, пока прорастет мох, затем высушить его и только потом можно будет все сделать. Кот зашевелился на печи, уставился на меня зеленющими глазами, словно говоря — и чего тебе не сидится дома?
Я положила ему каши с салом, купленным в городе, и посмотрела за окно, где разыгрывалась настоящая буря. Надо бы саженцы высадить… Они занимали большую часть кухни.
На следующее утро погода так и не наладилась и я, собравшись, направилась в лес. Конечно, нормальный человек никогда бы не пошел в лес по такому дождю, но я была не просто человеком. Точнее, я и вовсе не была человеком.
Впрочем, тут этого никто не знал — и, даст бог, не узнает. Тихо выскользнув из задней двери, я проскользнула за огородом (мало ли, может, я в туалет пошла?!) и, перемахнув чисто символическую ограду между начинавшимся лесом и моей подраставшей картошкой, скрылась за деревьями. Только здесь смогла вдохнуть полной грудью. Прижалась к березке, принимая ее тепло, постояла, ожидая пока вспугнутый лес снова погрузится в дождливую сонную дремоту. Когда птицы вновь начали петь, а муравьиная дорожка восстановила свое течение через мою руку, я открыла глаза, оглядывая мир измененными зрачками.