— Я не говорю, что ты врешь. Но туман, темно было, опять же….
— Я довольно хорошо вижу даже в полной темноте, — с нажимом ответила я, яростно толча травы. По дому пополз тяжелый травяной дух, заставив парня сморщиться и чихнуть. — И не страдаю галлюцинациями.
— Какого лешего ты вообще делала в четыре утра на мосту? — недоуменно покрутил головой Гришка.
— Отдыхала, — огрызнулась я, добавляя чемерицы. Непонятные колеса на моем хуторе вызывали скорее не страх, а праведное негодование. Я уже как-то привыкла считать эту территорию своей.
Когда травы истолклись в кашу, я налила в ступку воды из реки и тщательно перемешала.
— Что ты делаешь? — явно желая сменить тему (не поверил!) спросил парень.
— Для тебя, дурака, — раздраженно пояснила, — Давно желудок не болел?
Он сник.
— И я должен это пить?
Я не ответила. Куда он денется?
— Я за тобой в три часа зайду, чтоб не вздумал проспать.
— Нет… — простонал тот, закрывая лицо руками. — Ты опять? Ну какие колеса?! Алиса, ты в своем уме?
— Тележные, — невозмутимо переливая получившуюся смесь в кастрюльку и ставя на печь, ответила я. Огонек стоявшей рядом на приступке свечи неуверенно затрепетал от резких движений. — Ну чего тебе стоит? Если ничего не будет, так и я скажу, что дура и пойду спать. А если все же оно есть, то надо разобраться!
К слову о «разобраться».
— Ты участкового давно видел?
Недовольно крутивший носом (запах из кастрюли и правда был мерзкий) Гришка прищурился:
— А что? Соскучилась?
Я скептически хмыкнула. Нет, на самом деле. Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Мне было спокойнее, когда я знаю, где носит нашего участкового, хотя бы для того, чтобы меня саму не занесло туда же.
— В Колосовке. Там, говорят, собак начали красть. Местный заводчик уже трех сук потерял, — Гришка потянулся, как кот. Было видно, что на колосовских псов ему плевать с высокой колокольни. Пока я процеживала взвар, он зачерпнул еще из чугунка с остывшей уже картошкой и смачно захрустел огурцом. — Вот он и поехал. Считай, почти неделю уже там сидит. Видно, собачьи воры оказались не по зубам.
Я заподозрила, что Гришка приложил руку к исчезновению псов. Хотя, может, это просто их извечное брехание друг на друга.
— Пей, — кружка с процеженным отваром брякнулась перед парнем. Он трагично вздохнул.
— Может, хоть меда…
— Пей, пока я туда белены не добавила! — разозлилась я. Заботишься о нем, заботишься…
К трем часам Гришка уже стоял, приплясывая, около калитки. Вытянутые на коленях спортивные штаны и дутая куртка придавали ему вид сельского учителя физкультуры. Я недовольно покачала головой и отправила переодеваться. Нашел в чем залегать, да его куртку за километр видно.
В канаве мы угнездились уже ближе к четырем. Все это время я нещадно ругалась, уже жалея, что позвала идиота с собой. То куртки нет, то солома через штаны колется, то лягушки квакают. Какие, к чертям собачьим, лягушки в середине октября, да еще после таких морозов?
Осени в этом году, почитай, и не было. Теплый сентябрь сменился неожиданно холодным октябрем, когда низкие тучи то и дело сыпали мелкой снежной крупой вперемежку с дождем, а земля под ногами смерзалась в камень. По утрам лужи на дорогах покрывались ледком. К середине октября лед уже не таял. В редкие солнечные дни деревенские пытались успеть все, что не успели за сентябрь.
Но в канаве и правда было холодно, хоть я и надела под куртку свитер, какой-то могильный холод тянулся от земли. У Гришки вообще зуб на зуб не попадал. В этот раз я перекидываться не стала — лучше будет, если он так и не узнает что я такое.
— Ну, долго нам еще тут яйца отмораживать? — зудел парень над моим ухом. Я сцепила зубы и прошипела:
— До рассвета, а если не заткнешься, то вообще тут останешься!
На самом деле я не была уверена в том, что вчерашний кульбит повторится. Но проверить не помешает, правда?
Сегодня туман был еще гуще, особенно сгустившись в оврагах и ямах, так что наша маскировка, в общем-то, была и не нужна — разглядеть что-то в таком киселе попросту невозможно. Зато нам было отлично видно дорогу. Ну, мне так точно.
Спустя полчаса, отморозив если не яйца, то яичники точно, я различила скрип. У нас, оборотней, очень хороший слух, но еще лучше — память. Однажды увидев травку, я уже не забуду ее свойств, так же, как услышав звук, невозможно забыть чему он принадлежал.