Очевидно, в версию о невиновности священника они не верили. Как выяснилось позже — не зря, ибо тот оказался давно от церкви отлученным и сюда попал только по причине полнейшей глухомани местности.
Утром третьего дня я все-таки взбеленилась.
— Руки уже не отвалятся, — потрясая только что снятыми бинтами, заявила я Гришке. — А заживать они могут и в собственном доме. Хватит!
Честно сказать, о заживлении речь шла весьма условная — кисти были больше похожи на обваренные куски сырого мяса, чем на человеческие руки, но уже покрылись тонкой, прозрачной пленкой новой кожи. Человек бы после таких ожогов не выжил, а я… Я еще поборюсь. Уходила я не столько потому, что жаждала покоя (эта причина тоже присутствовала — дом головы походил на растревоженный улей, хоть в мою комнату никто и не заходил), сколько из-за Ники. Паршивка урвала момент и скрылась вместе с бумагами в моем доме.
Поэтому, несмотря на возражения Гришки, я с его помощью натянула пуховик, теплые ботинки и отправилась к себе.
За время моего вынужденного затворничества зима окончательно вступила в свои права — с самого утра шел снег, небо было низким и серым, а ветви деревьев, согнувшись до земли, застыли в неподвижности. Со стороны центральной площади слышался шум, дверь дома участкового распахнулась, выпуская следователей, но я, не поздоровавшись, устремилась к мосту, надеясь избежать общения. Честное слово, знала бы, что влипну в такую историю — осталась бы в городе! Уехала, называется, в глушь, покоя захотела…
Не успела я зайти в калитку, как на меня с радостным визгом налетела Машка:
— АААААИИИИИИИ! — и повисла на моей шее, как камень на веревке. Охнув, я растопырила руки, чтобы она их ненароком не задела, и застыла на месте, пережидая приступ ее любви. Это оказалось не так-то легко: она непременно жаждала показать, каких успехов добилась в ведении моего хозяйства.
— А я все-все делала, что нада! — верещала девица, уцепившись за мой локоть и волоча в сарай. — И чистила и топила и поила и кормила и…
В сарае и правда можно было с пола есть. Чистая солома, в печке полыхал огонь, куры важно расселись по очищенным от помета насестам, коровы через пролет приветственно замычали, пережевывая утреннюю порцию мешанки.
— А еще я дома убралась! — гордо закончила Машка. Я насторожилась. У меня же там… Ой е…
Но все оказалось не так плохо. Травы как висели под потолком, так и остались, все деревянные поверхности выскоблены, банки с порошками, мазями и сборами аккуратно составлены в большой деревянный ящик, кокетливо накрытый вязаной скатертью. Посреди этой благодати прямо на полу восседала Ника, зарывшись в бумаги. При виде меня она скривилась.
— Мань, — осторожно уточнила я, тщательно обследовав все свои банки-склянки, пучки и связки и убедившись, что ничего не перепутано, и — о чудо! — даже тот сбор, что я так и оставила недоделанным на столе, был собран правильно и перемолот в порошок. — А откуда…
— Теть Лис! — авторитетно почесала нос девица, важно косясь на меня. — Ну я ж не дурочка!
Я не нашлась, что ответить на этот аргумент.
— Я ей сказала рецепт, — пояснила с пола Ника.
— Угу.
— Она молодец.
— Мгм…
— Серьезно. Взяла бы ее в подмастерья…
— Э?
— Продавали бы…
— НИКА!
В общем, Машка убралась только после заверений, что я всем довольна и при случае научу ее новым рецептам. Я скрепя сердце согласилась, представляя, как отнесется к этому ее суеверная бабка.
Когда за ней захлопнулась дверь, я решительно повернулась к Нике.
— Дай сюда эту дрянь.
Сестрица вцепилась в бумаги, как в драгоценности:
— Ни за что! Ты хоть представляешь, сколько здесь всего?!
— Тоже захотела послушных собачек?! — зарычала я, наступая на нее. — Ты хоть понимаешь, сколько народу из-за этого погибло?! Ты тоже, между прочим, пострадала!
— Ну я же не чокнутая, — резонно заметила Ника, пятясь задом по полу и подгребая под себя бумаги. — Алиса, брось! Хочешь это сжечь — пожалуйста! Но давай сначала разберемся, что вообще произошло! Чего он хотел? Кто с ним работал?
— Тебя участковый покусал? — заподозрила я, но наступление прекратила и уселась на стул, устало сгорбив плечи. — Ника, я устала. Устала от постоянного выслеживания неизвестно чего. Устала ждать очередного удара. По мне, так плевать, чего он хотел — главное, что все закончилось.
— Но была же ведьма! — не уступила сестрица. Убедившись, что я не собираюсь отнимать ее сокровища, она встала с пола и, пошуровав в печке, достала казанок с тушеной картошкой. С мясом. Рай. — Ты же сама рассказывала, она едва не угробила участкового, Антон говорил о ведьме!