В ней было столько добра, что, кажется, хватило бы на весь мир и остро ощущая это, Фелисия вплетала свой смех в первые, неумелые амулеты. В тонких пальцах ловко мелькали грубые нити, плетя сеть ловца и рыжая вечно что-то мурлыкала себе под нос, какие-то песни, какие-то истории. Она оказалась прекрасной выдумщицей, к тому же неплохим раскрасчиком. А внутреннее тепло, которое она так берегла, разгоралось с новой силой каждый день. Фел просыпалась иногда по ночам, слушала как за спиной тихо сопит Флоренция, как ровное дыхание Даниэла порой срывается на храп и улыбалась, плача от счастья. Да, места было мало — они спали втроем на одной кровати, в соседней комнате была кладовая. Там хранилась мука, в небольших бочках стояло вино, сок, но последний почти не трогали, так что он неизбежно превращался в забродивший. Ароматный отвар из листьев по утрам, чтобы окончательно проснутся и вперёд.
Не то что бы рыжая была сильно способной ученицей, но у неё многое получалось. Хорошо выходило залечивать, забирать боль, даже если не было внешних повреждений. Раз в месяц умение сильно спасало — за год она успела превратиться в девушку, но всё равно рассматривала себя исключительно как ребёнка. Ей не хотелось взрослеть. Хотелось оставить этот детский восторг от мира навсегда, позабыть о всех страхах.
Выходило не всегда.
Ежедневный урок прервал требовательный стук в дверь. Попросив Фелисию оставаться на месте, Флоренция, шепча под нос ругательства, совершенно непристойные для ушей маленькой девочки, отправилась открывать. Чувствуя что-то неладное, рыжая вытянула шею и тут же побледнела. На пороге стояла родная мать.
Как в трансе рыжая медленно подошла к выходу, спрятавшись за хозяйку дома и робко выглядывая из-за неё. Мать тут же заметила её — ноздри женщины хищно раздулись, и она улыбнулась.
— Я хочу забрать свою дочь.
Флоренция медленно моргнула, спокойно глядя на названную гостью.
— Забрать?
По телу пробежали мурашки. Голос женщины был холодным, как сталь на морозе. И такой же грубый, как неотёсанный металл под молотом кузнеца. Стало жутко.
— Да.
— Нет! — Фелисия внезапно вцепилась женщине в юбку, подняв на неё взгляд, — Матушка, не отдавай меня ей!
Родная мать вздрогнула как от удара. Губы её, вечно поджатые и недовольные, презрительно скривились.
— Если ты хочешь уйти целой, то уходи сейчас, Дэлир. Эта девочка тебе больше не дочь.
Голос резал, как тесак мясо свиньи. Звучавшие нотки неприкрытой угрозы было достаточно тверды, чтобы ясно дать понять — женщина не шутит. Флоренция, не глядя на девочку, положила ей руку на голову, пригладив волосы и как бы закрыла её собой.
— Она моя плоть и кровь, — прошипела мать. — И рождена в браке, в отличии от твоего выродка. Она идёт со мной.
От вспышки гнева девочке стало дурно. Каждая мышца черноглазой напряглась и девочка задрожала.
Такое... огромное. Метель поднималась, страшно завывал ветер и грозил даже срывать крыши с особо хилых домов.
— Фелисия, иди в комнату, — медленно проговорила Флоренция, оставаясь недвижимой. — И скажи Дэниалу, что бы не смел выходить.
На деревянных ногах девочка бросилась прочь, захлопнула за собой дверь и сползла на пол, обхватив колени. Хрупкое тельце била крупная дрожь, в груди огромной змеёй сворачивалось волнение вперемешку со страхом.
— Что случилось? — парень сидел на кровати, в углу горела недавно зажжённая лучина. Тени в полумраке плясали на стенах и Фелисии стало ещё более жутко. Он обеспокоенно смотрел на неё.
— Там... Мать... — она задыхалась, дыхание спирало, — пришла. Матушка с ней говорит.
Дэн тут же вскинулся, изменился в лице и подорвался с места. Его глаза в полумраке казались беспросветно чёрными и едва девочка взглянула в них, тут же вскочила, прижавшись спиной к двери.
— Она просила тебя не выходить, — дрожащим голосом обронила она. — Братец, отвернись. Ты меня пугаешь.
— Прости.
Он всё ещё тяжело дышал, сжимая кулаки. Дэниал отвернулся, с силой ударив в стену и издав звук, на подобии рыка. Девочка зажмурилась. Почему на неё это так действует? Почему каждый раз, когда мама или Дэн злятся, её не хватает ни на что, кроме как плакать от страха и бороться с желанием выскочить на улицу? А затем бежать, бежать куда глаза глядят, лишь бы только подальше от этой Тьмы. Она обволакивает, тянет к себе, манит и хочет казаться мирной, доброй, но от этого состояние ужаса только крепнет. Флоренция говорила, что это из-за специфики их магии. Бездна весьма неординарна, темна и кровожадна. Бездна не умеет создавать, только разрушать, убивать и потому, когда её адепты злы, рядом с ними невозможно находится светлым людям. Таким, как она. Таким, кто вплетает добро, когда они с Дэном наделяют амулеты магией, способной убить при правильном обращении. У любой монеты две стороны: она может и защищать, главное правильно уметь использовать её.