Дни текли обычно, ничем не отличались друг от друга и по вечерам Фел часто уходила в лес, болтая с местными жителями. Кому-то помогала, кому-то давала совет. Духи ведь почти как люди, только невидимые — у них есть свои болезни, которых оказалось огромное множество, свои чувства. Свет из ладоней с каждым занятием становился сильнее, огонь из рук — ласковее. Травничество давалось чуть сложнее, столько названий и у каждой травинки своё назначение, всё это тяжело, но верно укладывалось в голове маленькой ведьмы. Она становилась увереннее в себе, почти перестала боятся всего, что находится за пределами дома.
— Ты не думала, почему у нас дома так много свободного места? — спросила женщина, выводя Фел в центр комнаты. Потом, что-то прикинув, попросила её отойти.
— Думала, но не нашла ответа.
— Я говорила, что магия в тебе, но она есть и вокруг. Мир насыщен ей, хоть и очень слабо. Крупицы её ты уже можешь забрать и сама.
Флоренция повела рукой с несвойственной лёгкостью, переступила с ноги на ногу, потом подняла вторую руку. Женщина непринуждённо двигалась в странном танце, чуть хмурясь, иногда вскидывая руки, иногда осторожно водя ими перед собой. Полы длинной юбки кружились в такт своей хозяйки и Фелисия заворожённо смотрела на то, как вокруг собирается нечто. Прекрасно и восторженно — ведьма ворожила прямо перед собой, не используя ничего кроме одних только рук. Простота этого действия поражала, и девочка блестящими от восторга глазами наблюдала за тем, как изящно танцуете всё её тело. В тишине, непрерываемой ничем, слышался лишь стук туфель и пол.
Снежный ураган. Он не пугал, был спокоен и завораживал с первых движений: вот снег собирается в вихрь, поднимается выше, выше, выше, наконец красиво осыпается о землю и, пойманный порывом ветра уносится в сторону, потом вновь возвращается. Метель не воет, грозя смертью обычным людям; метель как мать, убаюкивающая своего ребёнка темной ночью. Она оберегает от любого страха, она укрывает его шалью от холода и тепло улыбается одними только уголками рта. Снег же не бьёт колючими порывами в лицо, он мерно оседает на землю, крупные снежинки путаются в волосах.
Девочка глупо улыбалась. Кивнув остановившейся женщине, она чуть нахмурилась, потом закрыла глаза.
Ветер рванулся вперёд звонким смехом и Фелисия закружилась, пропуская его через руки. Телу стало жарко, душе - тепло. Маленький огонек превратился в огромный костёр у дороги, вокруг которого грелись путники. А ветер, добрый летний ветер, возносил искры в тёмное небо. Костёр грел каждого, кто подходил к нему, дарил спокойствие и надежду, залечивал раны как на теле, так и на душе. А ветер нёсся дальше костра, играл с кронами деревьев, ерошил шерсть животных и был бесконечно красив. Лес шумел знакомо и успокаивающе, мох наползал на руки, стремясь поглотить её всю в себе, трава прорастала прямо из груди. И Лес принимал её к себе, был согласен укрыть её от грозы, защитить от проливного дождя. Огонь костра мерно трещал, а раны затягивались.
А маленькая ведьма кружилась в странном, одном лишь ей понятном танце, и всё никак не могла унять это чувство прекрасного в груди. Каждой клеточкой своего тела она ощущала теперь особенно остро всё вокруг, и разум нёсся дальше и дальше. Где-то в деревне девочке чуть младше металась в лихорадке, а её мать надрывно плакала в углу, не в силах видеть, как дитя мучается от хандры. Ещё дальше мужчина не мог понять почему же всё валится из его рук и не видел чёрного проклятия, которое почти подобралось к сердцу. И судьбы людей, их голоса, они все переплетались в одно — такое огромное. И у каждого был свой путь, по которому люди шли и не обращали внимания на то, что творится у них под самым носом.
А север? Девочка нахмурилась, внезапно замерев и немного повела носом, будто принюхиваясь. С севера что-то надвигалось. Что-то неумолимое, какая-то угроза, от которой не было бы нигде спасения. Что-то страшное, подобное Флоренции в гневе или даже еще хуже.
— Что такое? — женщина обеспокоенно нахмурилась.
— Кто-то идет сюда, — голос рыжей дрогнул. — Кто это?
— Как ты смогла его уловить? — Флора чуть прищурилась, пораженно глядя на свою подопечную. — Он же в нескольких сотен километрах от нас!
Фелисия пожала плечами. Все ощущения танца отступили, задержалось только это — опасность. Но не столько для неё самой, сколько для окружающих. От чего-то она знала, что бы и кто бы это не был, он её не тронет.
— Что ты еще чувствуешь?
Маленькая ведьма напряглась. Ноги задрожали, и девочка вернулась за стол, опустив руки на колени. Стремительно бледнея, Фел закрыла глаза.