— Допустим, — быстро парировал я. — Но зачем ты упорно продолжаешь ее мистифицировать?
— Отнюдь, — возразил Лэтроп. — А если я порой и не пускаю ее в мастерскую, так это для ее же блага.
Его доводы казались мне все более и более убедительными. Голос Джока Лэтропа звучал сухо и веско, и у меня появилось такое чувство, будто я сам себя выставил на посмешище. Но тут я вдруг вспомнил кое-что.
— А эти царапины на ее лице… — начал было я.
— Я их видел, — сказал Джок. — Опять же мне неприятно говорить, но я нахожу тому единственно разумное объяснение: она это сделала сама, чтобы ей было сподручнее обвинить меня. А может, просто случайно себя во сне поцарапала. Так или иначе, известно, что люди, страдающие галлюцинациями, способны на любые поступки. Они не остановятся ни перед чем, только бы сохранить свои бредовые иллюзии. Я так считаю, и это правда.
Мысленно взвешивая слова Джока, я окинул взглядом его мастерскую. Здесь было все, что нужно опытному мастеру для изготовления кукол: лекала, краски, лаки, глиняные формы кукольных головок, папье-маше, обрезки бумаги и клей. В углу стояла швейная машинка с разбросанными вокруг разноцветными лоскутьями.
На мольберте, слегка прихваченные кнопками, висело несколько эскизов кукол, выполненных как красками, так и в карандаше.
На столе — две недокрашенные головки, насаженные на маленькие колышки так, чтобы их удобнее было расписывать. На противоположной стене в ряд были развешаны куклы: принцессы и золушки, колдуны и ведьмы, крестьяне, уродцы, бородатые старики, черти, попы, доктора.
Казалось, целый кукольный мир предстал передо мной. Куклы разглядывали меня, вот-вот готовые прыснуть и разразиться своим сиплым, хриплым, нечеловеческим смехом.
— Почему ты до сих пор не отправил Делию к врачу? — опомнившись, спросил я.
— Потому что она отказывается идти. Я ее несколько раз уговаривал обратиться к психиатру.
Я не знал, что еще сказать. И тут в моем поле зрения вновь появилась белая крыса. «Наверно, — подумал я, — это она там шуршала под столом — и чего только не померещится». Все больше и больше я начинал соглашаться со словами Лэтропа. Подозрения Делии казались мне просто нелепыми. Должно быть, Лэтроп прав.
— Послушай, — уже без прежнего энтузиазма поинтересовался я, — а что там Делия утверждает, что с тобой что-то в Лондоне произошло? Какая-то перемена. Начал вдруг генеалогией заниматься.
— Боюсь, перемена произошла не во мне, а в Делии, — с горечью произнес Лэтроп. — А что касается генеалогии — это верно. Я действительно узнал кое-что потрясающее об одном из своих предков, если он, конечно, является моим предком.
Он начал что-то рассказывать, и так живо, с таким интересом, что я невольно поразился перемене, которая произошла с его лицом. И куда только девалась его скованность, напряженность! Взгляд Джока мне уже не казался вызывающе дерзким.
— Я в самом деле очень люблю Делию, — негромко сказал он с трепетом в голосе. — Что подумала бы она обо мне, Джордж, окажись ее подозрения хоть на йоту верными? Разумеется, это чушь. Но ты сам видишь, мы попали в беду — в ужасную беду. Конечно, это не для частных детективов. У тебя работа конкретная, хотя и ты, наверно, не раз в своих расследованиях мог убедиться, что порой разумом и телом человека завладевают какие-то страшные силы. Я не имею в виду нечистую силу, нет. Но нечто… Даже трудно говорить об этом…
Джордж, ты не мог бы сделать мне небольшое одолжение? Приходи сегодня вечером на спектакль. После представления мы с тобой еще раз все обсудим, уже более обстоятельно. И вот что еще. Видишь, вон там, на столе, книжку? Так вот, у меня есть все основания считать, что она касается одного моего пращура. Возьми ее с собой. Прочти. Но Боже тебя упаси показать ее Делии! Понимаешь, Джордж…
Он умолк, так и не докончив фразы. Похоже, он собирался посвятить меня в одну из своих сокровенных тайн, но на лице его вновь появились суровые черты отчужденности.
— А сейчас оставь меня, — глухо промолвил он. — Наш разговор… да еще этот старый кретин Франетти!.. В общем, у меня нервы тоже ни к черту.
Я подошел к столу, аккуратно положил на него Панча и взял в руки старую-престарую книжицу с пожелтевшими страницами.
— Увидимся вечером, после спектакля, — на прощание сказал я.
Когда я закрывал за собою дверь, мне показалось, что в глазах Лэтропа холодным пламенем зажегся тот же самый страх, что я видел в глазах Делии. Но на этот раз не страх — ужас. И тогда только я вспомнил, что за все время нашего разговора Лэтроп ни разу не вынул руки из карманов.