Без сил лёжа в постели, она устало думала: зачем всё это? Обязательно ли надо быть такому? А что дальше? Давать объявление в городских газетах: Анна такая-то, потомственная ведьма, снимает порчу, гадает на картах? Гадать-то она не умеет.
И, как в насмешку, после этих дум втёрся в её привычную уборку третий этап.
Анюта начала понимать, что делает. И её усадили за рукописные книги. Всё тот же ночной тёмный сгусток приходил по ночам в её сны и объявлял, что надо делать днём.
И она читала эти рукописи, в которых почерк, как и грамматика, менялся раз за разом. Она понимала — писали несколько человек. Одновременно искала предметы, которые упоминались в этих тетрадях, и пробовала делать то, во что недавно не верила. Она научилась трём карточным композициям — то есть раскладам древней колоды, чьи карты были настолько замасленными, что казались сделанными из тяжёлого пластика. Она научилась зажигать свечи и видеть в их пламени странные вещи. Научилась варить зелья — пока те, что нужны только ей. Но однажды пришла мама, и Анюта предложила ей чай из трав, который заварила за полтора часа до её прихода, зная, что она придёт.
Уже вечером мама позвонила из дома и вполголоса сказала:
— Спасибо тебе большое, доченька… — И расплакалась.
— На здоровье, — пробормотала она.
Трав оказалось маловато, хотя к чему они именно сейчас — Анюта не понимала. Но через неделю после чтения рукописей она встала ранним утром, надела за спину рюкзак, погладила на прощанье кота и уехала в дальний лес, о котором узнала из последней книги. Сначала, войдя в него, она, исконная горожанка, опасливо оглядывалась по сторонам. Потом выходить не хотела: мало того что увлеклась сбором трав, так ещё и в чащу манило странное желание — найти то место, которое видела во сне. То, где над её головой сказали: «Да будет она!»
Вернулась вымотанная, уставшая до степени: «Сейчас бы свалиться и спать!» Но майские травы требовали обработки, иначе вся поездка выйдет впустую. И она, выпив бодрящего чаю, куда щедро сыпанула сухого молотого имбиря, засела в проходной комнате и начала перебирать притащенное…
Наконец она выучила наизусть всё, что нашла в квартире. Научилась всему, что прочитала в рукописях. Кот, которого, судя опять же по последней тетради, звали Барсей, привык к ней и начал относиться, как к «своей». Не больше и не меньше. Она оставляла для него открытой форточку на кухне, так что с его приходом-уходом проблем не было.
Всё чаще начинала задаваться вопросом, что дальше…
В один прекрасный день она проснулась и, одевшись, подошла к двери в общую комнату. Подняла руку и нашарила на притолоке пачку денег. Повертела в руках, ничего не понимая. А потом… Её словно погнали из дома. Всё — интуитивно. Она добралась до рынка, решительно прошагала его крытую часть и завернула в закуток, где ютились несколько киосков, среди которых пара — эзотерических. В одном из них она купила зелёный агат в серебряной оправе, отдав за него всю найденную пачку денег.
Вернулась в квартиру и сразу пошла в комнату, где умер прадед. Теперь эта комната сияла светом из отмытого окна. Здесь Анюта положила камень на стол.
— Я сделала, что ты просил, — неуверенно сказала она.
«Благодарствую», — показалось, прошелестело по комнате, и она вышла.
Утром камня на столе не было.
Третья глава
И, наконец, наступил день, когда ей объяснили всё. Не словом — делом.
Последние дни перед тем она маялась, мотаясь по комнатам и в сотый раз перебирая всё, что у неё есть. Ну, и заодно в тысячный раз соображая, давать ли объявление в газеты. Сколько можно сидеть на шее у родителей? Они и за квартиру платят, и продукты ей несут… Но объявление — это уверенность. А вот чего-чего — этого у Анюты пока не было. Так что после одной из встреч с Лёлькой Анюта загорелась нашить дочери летних платьев. Ручная швейная машинка, найденная в кладовке у прадеда, была обследована и признана годной к работе. После первых платьиц мать передала просьбу женщин-родительниц из группы Лёльки, чтобы Анюта нашила летние платьица-сарафанчики и их девочкам. Анюта обрадовалась и засела за работу… Но, несмотря на всю сумятицу в мыслях и жизни, каждый вечер она, как штык, садилась за стол и открывала рукописные книги, сшитые из обычных школьных тетрадок. И продолжала учиться, хотя был момент — ей показалось, она прочитала уже всё…