Она ворочалась и так и этак, переворачивалась с боку на бок. Прочитала заклинание на сон, а потом молитву. Всё зря… Захотелось воды. Вспомнив, что не однажды ей помогала заснуть тёплая вода — хотя бы полчашки! — она тихо встала.
Возле двери в гостиную прислушалась. Бывший спит. Наверняка. Значит, можно тихонько пройти в кухню. Слава Богу, пол не скрипучий… Дверь бесшумно открылась. Анюта снова прислушалась. Викентий спал. Она расслышала его тихое сопение даже от порога своей комнаты. А может, ей показалось, что он сопит… Она быстро пробежала босыми ногами по тканой дорожке к прихожей и свернула к кухне. Здесь, как и в гостиной, светил тот самый фонарь. То есть свет был таков, что Анюта легко нашла чайник и поставила его греться на газовую плиту.
Вернулась она в комнату успокоенной и сразу нырнула под одеяло. Снова прочитала и заклинание, и молитву. На этот раз сработало, хоть и с небольшим, не очень приятным привеском. Она задремала, и в её личное пространство медленно вползли события дня… Кошмары обрушивались таким непрерывным, страшным скопом, словно с огромным нетерпением дожидались мгновения, когда она, наконец, уплывёт в тёмные воды сна. Задыхаясь, она бежала от догоняющих её собак. Вскрикивала, когда на неё бросалась змея Людмилы. А где-то в стороне невидимый старик Нил с сарказмом комментировал эти ужасы, будто именно он и насылал их на Анюту. И ехидно добавлял, что в следующий момент будет угрожать ей…
… Постель заколыхалась вместе с собаками, которые нагоняли ей. И неожиданно свирепый собачий лай стал тише, и в нём появились странные интонации растерянности и даже бессильной злости, а Анюта будто влетела в тёплую, а главное — защищённую нору, маленькую, но очень уютную. Минуты она приноравливалась к этой норе, как бы поудобней в ней уместиться. Нора сонно и странно ворчала: «Засыпай уже. Мне завтра с утра…» и обнимала её. И в одну секундочку Анюта вдруг поняла, что надо не засыпать, а просыпаться, потому что…
— Вик?..
— Мм?
— Ты… откуда здесь?!
— Не кричи… Я спать хочу.
— Но…
— Ты плакала, и я понял, что тебе снится что-то плохое. Аня, давай спать.
— А-а… — Она всё-таки подняла голову с его горячего плеча (ну-ну — тёплая нора!), основательно ошарашенная, и оглядела комнату.
Горела только одна свеча — на комоде в углу. Изумлённая, Анюта спросила:
— Это ты потушил свечи?
— Угу…
Она взглянула на него, который, недовольно сопя, натягивал на плечо край одеяла.
— Зачем?!
— Мне мешают.
Она хотела сказать: «Эгоист!», но вместо этого легла и, чувствуя, что сон опять сбежал, некоторое время разглядывала бывшего, пока он, с закрытыми глазами, не сказал:
— Нарвёшься.
Вспомнилось, как он приехал, как призрак не пустил его в дом… И как она тогда отчаянно помечтала хотя бы об одной, последней ночи с ним, даже если он после неё уедет навсегда из её жизни. Хочет ли он её сейчас? Вроде сказал одно только слово, но… Это ведь не… А если спросить в лоб?
— А если мне этого хочется? — прошептала она, и он мгновенно взглянул на неё. Глаза — совсем не сонные, заблестели в свете единственной свечи. Но ей показалось — он не понял, чего она хочет, и тогда она заторопилась: — Может, мне хочется — нарваться? Что тогда?
— Тогда…
Он мягко приподнялся на локте, а Анюта, наоборот, легла и с наслаждением запустила пальцы в его взъерошенные со сна волосы. Она ещё помнила, как он реагировал на это прикосновение! Викентий охнул, втянул воздух сквозь зубы и, склонившись, прильнул к её губам…
… Они лежали на спине, взявшись за руки — тоже привычка из прошлого, и Анюта, стараясь успокоить дыхание, раздумывала: почему же, если им всегда было так хорошо, они расстались? Неужели только из-за его родителей? Но думать было лень. Приятней было слушать, не глядя, взбудораженное дыхание Викентия и ощущать его горячие пальцы, которые крепко сжимали её ладошку.
— Ты… — начал он и замолк, всё ещё тяжело дыша. Она промолчала, выжидая. Он попробовал снова: — Тебе… правда хотелось?
— Правда. — Говорить было тоже лень. Горячая истома требовала долго и вкусно быть изнеженной и разомлевшей.
Но тут бывший сказал такое, отчего Анюта озадаченно заморгала глазами.
— Меня перевели на более… оплачиваемую должность. У нас теперь есть деньги. Давай осенью отремонтируем эту квартиру? Лёльку сюда привезём.
Она повернулась набок, чтобы смотреть на него. Правда, свеча уже догорела, но Анюте темнота теперь не мешала. Тем более Викентий тоже повернулся к ней.
«У нас?» Деньги есть у нас? Викентий не ошибся в высказанном?