— Я пришел, чтобы попросить вас вернуться, госпожа Нирс, — глухо сказал он, — особняк теперь ваш.
— Ты шутишь, — она покачала головой, — особняк этот никогда моим не был. Это особняк моего мужа.
— Данивьен, — хрипло сказал Кио, — я всегда служил Аламару, и не позволю погибнуть его жене, только потому, что…
— Потому что из-за нее он и умер?
Тут Дани увидела, что Кио держит в руке корзину, накрытую чистым полотенцем.
— Я не вернусь, — сказала она твердо, — пусть твоя мать будет спокойна на этот счет.
— Она была неправа и раскаивается, — быстро промолвил он, — Данивьен, пожалуйста… Я должен тебя беречь.
Она вздохнула. На сердце стало горько. К чему теперь все это? Зачем?
— Ты ничего не должен мне, — ответила тихо, — как и я тебе. Я останусь в этом доме. К тому же, как вам наверняка известно, этот дом теперь мой.
— Но… Данивьен, — Кио тряхнул головой, — я не понимаю. Как ты проживешь без помощи?
Дани снова бросила осторожный взгляд на корзинку. Чистое полотенце сверху манило, как будто нашептывало — приподними меня…
— Как и раньше жила, — сухо ответила она, — если ты все сказал, то я, пожалуй, пойду. У меня… много дел сегодня.
— Ты ненавидишь мою мать, — заключил Кио.
— Вовсе нет. Это она ненавидит меня. А я просто не хочу иметь дел с теми людьми, которые меня ненавидят, хоть и заслуженно.
— Не говори так! — в голосе Кио натянутой струной звенело отчаяние, он сжал пальцами переносицу, — я не знаю, как загладить поступок моей матери, Данивьен. Но я очень, очень тебя прошу. Вернись. Я буду о тебе заботиться до конца дней своих, чего бы это мне не стоило.
Она вдруг поняла, что сейчас расплачется. Жаль ей было Кио. Жаль оттого, что упрашивает, унижается зазря. Она подняла голову, смело встречая его растерянный взгляд.
— Мне не нужна твоя забота, — ответила твердо, — уходи. Возвращайся в дом мастера Нирса.
— Подожди! — хрипло прошептал он, — Данивьен, пожалуйста… Я подозревал, что ты не захочешь… Но тогда возьми хотя бы еды.
И протянул корзинку.
О-о-о, это было самое заманчивое предложение за последнее время. Рот моментально наполнился голодной слюной, перед глазами все поплыло — и Дани непременно бы грохнулась в обморок, не подхвати ее Кио под локоть.
— Данивьен! Что с вами, госпожа…
Внезапно разозлившись, она изо всех сил оттолкнула руку Кио.
— Уходи! Мне ничего… ничего от вас не нужно, понятно? И не приходи больше, я не вернусь…
Воспользовавшись секундным замешательством мужчины, Дани шмыгнула обратно в дом, заперла дверь и грохнула засовом. Прислонилась к деревянной створке, тяжело дыша.
Ох, это было так глупо, отказываться от еды.
Но в то же время она понимала, что еду собирала Ньями, и что, прими она эту подачку, это будет первым шагом к примирению.
А мириться не хотелось.
Хотелось просто… быть подальше от Ньями и Кио, потому что она нутром чувствовала, что по-прежнему чужая, презираемая, ненавидимая. Что бы он там ни говорил.
— Данивьен!
Кио стукнул кулаком по двери.
— Что ж ты делаешь? — уже тихо, почти шепотом, — зачем ты это делаешь? Хочешь себя голодом уморить? Мать говорит, что ты, быть может, носишь ребенка господина Аламара. Так что ж теперь, и его в могилу?
Из глаз словно искры брызнули.
— Уходи! Уходииииии!
И, рыдая, она привалилась боком к стене. Корзина, казалось, вкусно пахла даже сквозь дверь, хотя это было невозможно. Желудок снова свернулся в замысловатую фигуру, намекая на необходимость поесть.
Дани положила руку на свой совершенно плоский живот и попыталась прислушаться. А что, если правда? Что тогда?!! Что она будет делать одна с этим ребенком, когда Аламара больше нет?
Тишина. Она ничего не почувствовала. Ну, бывает же и так, что после соития с мужчиной беременность и не наступает…
Дани снова прижалась головой к дверям и прислушалась.
Кио все еще топтался за дверью, потом ушел.
Она отважилась высунуть нос на улицу только спустя несколько часов. Зимний день мягко, словно на санях, скатывался в сумерки. На той улице, где стоял дом, по-прежнему было пустынно, горожане не торопились покидать убежища, но где-то уже раздавался лай собак, трепетали обрывки голосов на ветру. В столицу медленно возвращалась жизнь. Корзинка, что принес Кио, так и осталась стоять на крыльце.
Дани зябко поежилась, обхватила себя руками за плечи и уверенно зашагала по улице. Ей хотелось найти какую-нибудь лавку, или ресторан, чтобы попроситься туда на работу, а заодно попытаться добыть еды. Воспоминания возвращались. Она знала, что люди, хоть и ненавидят попрошаек, иногда все же бывают добры.