– Благодарю, это для меня большая честь, кадаити тхо мийру тоба, – ответила Ола, приложив левую ладонь к сердцу – жест означал, что если она сказала что-то не так, это по невежеству, а не по злому умыслу, и она просит собеседницу не рассматривать придирчиво неправильные слова, а заглянуть ей в сердце.
– Я рада, что ты здесь, – хрустальным колокольчиком отозвалась княжна Эвендри.
Ола отряхнулась, поправила съехавший рюкзак и пошла рядом с ней.
Кесу знают язык людей куда лучше, чем люди – кесейские наречия. Человеческое население Долгой Земли говорит на одном языке, а у автохтонов масса языков и диалектов, и они вовсю пользуются своим лингвистическим преимуществом в ходе военного конфликта. Они понимают разговоры противника, в то время как люди не улавливают, о чем идет речь, когда кесу перекликаются своими ангельскими голосами.
Ола худо-бедно объяснялась на дакьёру – диалекте того клана, к которому принадлежит Эвка. Текуса, Изабелла и Валеас бегло говорили на нескольких диалектах. Изабелла придумала для кесу алфавит и пыталась убедить их развивать письменность, но те относились к ее идеям скептически и предпочитали свое пиктографическое письмо. Алфавит им не понравился, а какой нужен, чтобы они его приняли – спросите что-нибудь полегче. Изабелла все равно не теряла надежды.
– Если я не успею, этим займешься ты, – сказала она однажды Валеасу будничным тоном.
Тот кивнул, а у Олы сердце екнуло: Изабелла собиралась умереть в начале зимы, когда ляжет снег. Не то чтобы собиралась по собственной воле, но ей открылось, что ее убьют – после того как она узнает что-то опасное.
Не кесу. Это будут сто процентов не они, а остальное то ли неизвестно, то ли Изабелла избегает об этом говорить. Где, когда и при каких обстоятельствах она нарвется на свою информационную бомбу, тоже неизвестно.
Стволы магаранских сосен уходили в туманную высь, словно колонны неведомого храма. На Земле тоже есть сосны, эту разновидность здешних деревьев люди назвали так из-за сходства с ними. В белесой мгле маячили заросли кустарника. Ола смотрела под ноги, чтобы не запнуться о петлистый корень, не вляпаться в чей-нибудь помет, не наступить на гриб-брызгун, похожий на скопление мыльных пузырей. Однажды в траве мелькнул, проворно убираясь с дороги, полосатый красно-бурый хвост – длинный, вначале она приняла его за змею, но змеи мохнатыми не бывают.
Временами Эвка заводила разговор «о погоде» – вернее, о тумане: так полагалось по правилам кесейского хорошего тона перед тем действом, которое должно было состояться в «особенном месте», и от спутницы требовалось поддерживать беседу, отвечая на метафоры метафорами. Ола старалась не ударить лицом в грязь, это тебе не тесты в школе сдавать.
– Туман мягкий, как пух, прекрасный, как кошка, белый, как жемчуг, – ради своей подруги кесу использовала человеческую речь. – Туман – это прошлое и будущее, день сегодня окружен туманом.
– Туман прячет знания, и туман содержит в себе любые знания, – отозвалась Ола, сомневаясь, уместно ли получилось, но Эвка с готовностью подхватила тему:
– Когда идешь в туман, можешь находить что угодно, и всегда сначала не знаешь, что может находиться в тумане на этот раз.
Считалось, что туману их разговоры должны понравиться, тогда все пройдет как надо.
Потом впереди, наверху пологого склона, обозначилась высокая темная фигура. Вначале Ола решила – рогатый истукан, но это была кесу в длинном плаще и костяной маске с двумя мощными, плавно изогнутыми рогами в размахе не меньше метра.
Эвка остановилась, что-то напевно произнесла, девушка разобрала только свое имя – официальное на кесейский лад: Олимпия-кьян-Вероника. Шаманка сделала приглашающий жест, и они пошли за ней.
Из травы торчали каменные клыки, потом стали попадаться камни побольше – одни по пояс, другие в человеческий рост. Посреди окруженной валунами площадки на вершине холма горел костер, его дым, понимаясь, смешивался с туманом. На воткнутых в землю шестах, увенчанных ветвистыми рогами, звенели колокольчики – словно их раскачивал ветер, хотя было безветренно. Вокруг собралось три-четыре десятка кесу, одни в масках, другие с открытыми лицами.
В стороне виднелась куча мусора: бутылки, битое стекло, мятые пачки из-под сигарет, окурки, ржавые консервные банки, лохмотья полиэтилена, еще какая-то дрянь. Ее обрамлял, словно клумбу в парке, крупный белый булыжник, выложенный по периметру. В следующий момент Ола разглядела, что не булыжник это, а человеческие черепа. Она сглотнула и отвернулась.