Я потерянным взглядом смотрела на мутный переливающийся экран, который по какой-то неведомой для меня причине не собирался тухнуть. И я ощущала себя самой несчастливой идиоткой на всем белом свете. Никас приподнялся, встал на колени между широко разведённых бёдер, и Малика с благодарностью взирала на то, как он задирал на ней юбку ночной сорочки. её проворные пальчики расшнуровывали завязки на чужой ширинке. И от этого становилось дурно и хотелось побиться головой о ближайшую стену.
Она сама потянулась к его брюкам, расстёгивая слабыми пальцами пряжку ремня, рванула их в стороны и провокационно улыбнулась. Так, словно она уже сотню раз проделывала подобный трюк. И это рушило весь тот невинный и прекрасный образ сказочной принцессы. Мне не так хотелось начинать свою новую главу в жизни. А когда она освободила его от штанов и трусов, я, не думая, издала тихий стон и прикрыла глаза руками, не веря в происходящее. Это же какой-то абсурд! Как вообще девица, столько лет пролежавшая в глубоком сне под проклятием, могла думать о подобных вещах?
Он не трогал юбку, не поднимал её выше, просто засунул под неё руки, взял трусики и стащил их по стройным девичьим ножкам. Они сейчас действительно сделают это? У меня подобные мысли в голове не укладывались. Происходящее на экране немного пугало и в то же время вносило какую-то рациональную идею во все происходящее. Малика шире расставила ноги, безмолвно приглашая, и он накрыл её своим телом. Они снова поцеловались. Но теперь поцелуй был более глубоким, размеренным. И каким-то нечеловеческим, что ли. Они пожирали друг друга, что смотрелось весьма дико.
Одним движением Никас убрал мешающую юбку, задвигал бёдрами и начал яростно припадать укусами к изогнутой бледной шее. Малика снова прикрыла рот рукой и безмолвно распахнула глаза, словно тоже не веря в происходящее. Но даже это не помогло, когда я увидела, как на теле рыцаря медленно, словно из ниоткуда начали проступать вены. Они прорисовывались синеватыми кровоподтёками на всей его коже. Малика громко вскрикнула, звук почти не был заглушен её рукой и эхом отразился в притихшем зале, который в шоке наблюдал за всем происходящим.
Никас несколько раз двинул бёдрами, прежде чем остановился, когда понял, что с ним что-то не так. И это уже понимала не только я. Кожа принца серела слишком стремительно, словно силы покидали его. Нежные и ласковые руки принцессы тянули все ближе и ближе, заставляли парня наклоняться к ней, сцеловывать судорожные вздохи с розовых губ и не думать больше ни о чем. Но чем дольше это продолжалось, тем сильнее будущий король начинал напоминать иссыхающую мумию или живой труп из фильмов, которые были популярны в моем старом мире.
Чем медленнее шло время, тем отчётливее становилось понятно, что это происходило на самом деле. Кто-то из дам пронзительно вскрикнул и рухнул в обморок в тот момент, как из глаз парня потекла кровь. Его лицо больше всего на свете напоминало восковую маску с алыми подтёками на ней. И это даже не в фигуральном смысле слова. Он на самом деле истекал кровью, которую Малика с такой заботой и нежностью слизывала с его лица и тянулась за новой порцией. От этого зрелища начало подташнивать и хотелось просто сбежать и не видеть такого издевательства. Но оно словно примораживало, держало и не отпускало.
Весь зал с замиранием сердца следил за тем, как Никас начал хрипеть и чахнуть. Его движения замедлялись, пока он окончательно не рухнул на подогнувшихся руках и не распластался сверху на заливисто смеющейся принцессе. Та ещё раз поцеловала обескровленные губы, довольно улыбнулась и спихнула с себя мёртвое тело. Стеклянные глаза несостоявшегося жениха смотрели в потолок, а на застывшем лице красовалась гримаса наслаждения. Теперь взвизгнула не только я, но и ещё десяток аристократок, пряча глаза от подобной картины.
– Какой замечательный и вкусный идиот попался на этот раз, – потянувшись, сказала девушка. – Вальтанте! Убей ту дуру, которая изображает из себя тёмную ведьму. То тело мне больше не нужно. Это прекрасно мне подходит. Оно молодо, красиво и сильно. Теперь я могу покорить весь мир и утопить его в крови! Наивные глупцы так ловко были мной одурачены!
– Госпожа, прошу вас, помолчите, – зеркало на стене ожило. – Вам не следует такое говорить.