– Судя по всему, девушки действительно любят Раскову.
– О да, ради нее они готовы на все. Нас разбили на три полка под командованием разных офицеров. Все те, кто попал не к ней, очень расстроились.
По пути им попадались другие девушки: кто-то катил бочки с топливом, другие спешили к своим самолетам, одетые в стеганую летную форму и защитные очки. Инна останавливалась и просила встречных девушек сфотографироваться «для американцев». Девушки с удовольствием позировали по двое или по трое, взявшись под руки, как школьницы.
Когда они добрались до административного корпуса, Алекс протянула своей спутнице руку на прощание.
– Спасибо за всё, Инна. Надеюсь, мы еще увидимся, – Алекс говорила искренне, ей понравилась пухленькая девушка-механик. Алекс почему-то вдруг представила, как та колет дрова где-нибудь на ферме.
Майор Раскова открыла дверь, приглашая Алекс в свой кабинет. Там находилась еще одна женщина-офицер: высокая, угрюмая, крепкого телосложения. Если бы не полные груди, отчетливо выделявшиеся под гимнастеркой, она могла бы сойти за мужчину. «Наконец-то я увидела такую советскую женщину-солдата, какую представляла себе», подумала Алекс и на мгновение замешкалась на пороге.
– Позвольте представить вам мою коллегу майора Бершанскую, – сказала Раскова.
– Приятно познакомиться, – ответила Алекс. Бершанская молча кивнула. Все трое опустились на стулья.
– Вы узнали все, что вам было нужно? – поинтересовалась Раскова.
– Мне кажется, я пока не до конца понимаю, какие вопросы задавать. Большую часть времени я просто слушаю то, что мне рассказывают, и делаю снимки. Я только что говорила с одной из ваших летчиц.
– С Настей Дьяченко. Она одна из лучших, только любит нарушать правила, – заметила Раскова.
– Правда? У нее был тренировочный полет, и времени на мои расспросы не оставалось. Возможно, я смогу поговорить с ней позже?
Раскова никак не прокомментировала это пожелание.
– Она будет в полку ночных бомбардировщиков, хотя мы можем перераспределить ее. Мы также готовим пилотов пикирующих бомбардировщиков – этим полком буду командовать я. Третий полк состоит из пилотов истребителей. Его командир еще не назначен.
Женщины, пилотирующие пикирующие бомбардировщики и самолеты-истребители. Это казалось нереальным.
– В Соединенных Штатах женщины могут проводить лишь испытательные полеты и перегонять самолеты на аэродромы.
– Наше руководство тоже было не настроено разрешать женщинам-пилотам участвовать в военных действиях, – призналась Раскова. – Однако эта позиция была пересмотрена, когда на нашу землю напали враги и стали уничтожать наши города.
– У женщин те же обязанности, что и у мужчин? – спросила Алекс, вспоминая механика Инну с ангелоподобным лицом и изящную Настю.
Заговорила молчавшая до этого Ева Бершанская.
– Они выполняют ту же самую работу за то же время, что и мужчины, и если стокилограммовую бомбу приходится поднимать двум женщинам, а не одной, то это не проблема. Они справляются, даже не сомневайтесь.
Алекс почувствовала, что невольно задела командиров, и сменила тему.
– В юности я сама пилотировала самолет. Мне это ужасно нравилось.
– Почему вы перестали этим заниматься? – спросила майор Раскова.
Алекс пожала плечами.
– Так сложилось. Мне нужно было оканчивать университет и строить карьеру фотожурналиста. Кстати, могу я вас сфотографировать? – Алекс достала из чехла фотоаппарат и взяла его в руки. – Вы наверняка станете популярны в США.
Теперь пожала плечами Раскова.
– Если уж сам Сталин разрешил вам его сфотографировать, то я вряд ли могу вам отказать.
Она откинулась на спинку стула и посмотрела в объектив. В отличие от Сталина, она улыбнулась. Алекс сделала снимок.
– А вы, майор Бершанская?
– Если это действительно необходимо, – сказала Бершанская и встала с места. Она неловко сцепила руки перед собой, повернула голову в три четверти, прищурилась, словно собралась распекать кого-нибудь из курсантов, и замерла. Алекс отмотала пленку и нажала на затвор.
– Ох уж это женское тщеславие! – язвительно заметил чей-то голос.
В дверях стоял грузный мужчина.
– Заходите, генерал Осипенко, – пригласила Раскова, сохраняя внешнюю невозмутимость в ответ на прозвучавший выпад.