— Нет, ну какая глупость! — воскликнул я. — Ты представляешь, Мика, мне сказали, что женщины взялись в этом мире из-за того, что люди здесь живут тысячи лет, заключают браки, у них рождаются девочки. Но первая! Первая-то откуда взялась?..
Мальчишка молча дотащил меня до костра и только потом сказал:
— Все вопросы к Марку. Обдумывай их прилежно!
Сделал паузу и добавил:
— Мне как-то они… не знаю… Равнодушен я к ним.
На этом наши с ним беседы закончились. Он наотрез отказался отвечать и открывал рот только по делу — чтобы объяснить, куда мы идём, как расставить силки на крысу, как её разделать и пожарить; чтобы успокоить меня перед тем, как пропасть куда-то на несколько часов; чтобы научить меня ориентироваться в темноте по звуку; чтобы подсказать следующий ход в его сложных играх с камешками… Он даже доверил мне подложить в костёр несколько палочек — правда, с условием, что я в точности выполню его указания и хворостинка окажется ровно там, где она должна быть. На вопрос о том, где он берёт топливо, Мика, естественно, не ответил.
Вглядываясь в огонь на протяжении долгих часов, я начал замечать, что мальчишка старается поддерживать какое-то особое устройство дров, наподобие домика, и подкладывает хворост туда, где строение начинает разрушаться. «Волшебство! — решил я и остался доволен своей наблюдательностью. — Буду продолжать в том же духе!»
И сидя, и лёжа, я обдумывал свои вопросы для этого чудесного Марка. Я раскладывал их перед собой и так и этак, благо времени и темноты было предостаточно. Пламя, хотел я того или нет, всё время притягивало мой взгляд, и даже закрыв глаза, я продолжал видеть расположение брёвен и сучьев, объятых огнём, так что в конце концов и непонятные мне вещи, которые должен был прояснить Марк, стали представляться мне в виде горящего сооружения. Я старался как можно лучше переставить вопросы и слова в них, чтобы здание продержалось как можно дольше. Иногда я боялся, что мой чертог прогорит и превратится в угли ещё до приезда Марка, и начинал тогда выкладывать в темноте новый — ещё не тронутый пламенем.
И, конечно, Мари… Я зорко следил за тем, чтобы время от времени думать о ней. Как она переживает эти дни? Или в моём бывшем мире время идёт совсем иначе и для неё прошло всего несколько минут? А вдруг лет и десятилетий? И когда я вернусь, она будет старухой или вовсе умрёт? Что я скажу ей? Как взгляну в её подслеповатые глаза? Почувствую ли что-нибудь над её могилой? Ах, это вечное противостояние трезвого взгляда на обстоятельства и упрямой романтичности, не желающей мириться ни с какими ограничениями ради вечных идеалов…
О Мари! Я всё ещё верю в то, что мы встретимся и ты вновь обнимешь меня. Перед первым поцелуем я вновь увижу твой взволнованный взгляд, полный сладких предчувствий. Как быстро любовь овладела нами! Да, здесь есть лазейка для подозрений. Можно даже додуматься до того, что всё это было подстроено и ведьма с министром правы: эти мошенники просто заманивают ни о чём не подозревающих странников, чтобы отправить их в башню неизвестно зачем. Эх, сплошь одни загадки. Скольких обманула Мари? Скольким вскружила голову своими поцелуями? Она неплохо сыграла свою роль там, в передней своего дома. Люблю, мол, всем сердцем, а сейчас, должно быть, пытается заарканить очередного путника. Она же дочь богатого торговца, ну о чём тут говорить…
Чувствуя, как сомнения терзают мою душу, я представлял, что это чудовища из темноты протягивают свои когтистые лапы. Я старался освободиться от них, вставал, расхаживал вокруг костра, даже делал несколько шагов назад, в темноту, оставаясь лицом к огню. Это было жутко, но уже не страшно. Я поверил Мике, убедил себя в том, что стоит верить. «Мне ничего не угрожает», — говорил я себе, совершая в темноту на один шаг больше, чем прежде. Сложнее всего было заставить себя так же медленно и спокойно вернуться к костру и удержаться от того, чтобы панически преодолеть это расстояние одним прыжком. «Новый рекорд!» — небрежно сообщал я мальчишке, когда он возвращался со своих загадочных прогулок. Тот устало похлопывал меня по плечу или по колену и заваливался спать или требовал свою порцию мяса, которое я должен был зажарить в его отсутствие.
Правда, насчёт того, чтобы показать мне пещеры, он наврал. Все три дня я просидел у костра, но не могу пожаловаться на свою жизнь в этот период. Мне было как-то таинственно уютно. Мы дождёмся Марка, он всё объяснит и скажет, что делать дальше. Ничего плохого я не делаю, размышляю регулярно, помню о Мари добросовестно. Просыпаясь, я даже не чувствовал прежней тоски. Точнее, чувствовал, но она была какая-то… ну, словом… не та. Я как будто надевал её, словно одежду, — ведь неприлично человеку быть без костюма!