В тот день, когда должен был вернуться Марк с «нашими», я вытащил, наконец, из башмака кусочек смальты, который всё это время мне мешал, но как-то деликатно. Я ощущал его краешком сознания, и у меня каждый раз находились дела и мысли поважнее, чем это неудобство. Глядя на костёр сквозь этот полупрозрачный желтоватый камешек, я удивлялся тому, как много мы понимаем уже после того, как поняли. Нас легонько подталкивают, покалывают разные мысли, слова, обстоятельства, люди, а мы не обращаем на них внимания. Сколько всего происходит со мной прямо сейчас, о чём я не догадываюсь! Нужно стараться, нужно воспитывать своё сознание! И я спрятал остаток мозаики обратно в башмак, чтобы он напоминал мне об этой, только что открытой мною, истине.
Мика выпал из темноты и навалился мне на шею.
— Едут! — шумно дыша, выпалил он, схватил за руку и потащил.
Мы отошли от костра довольно далеко, но он всё ещё оставался виден маленькой мерцающей звёздочкой. Пещера была поистине гигантской!
Впереди я различил огни. Вместе с тенями они шли впереди людей, обозначая стены коридора, уходившего, если смотреть с моей точки зрения, полого вниз. Я прикрыл рукой глаза, потому что свет стал слишком ярким для них, и увидел, как поднимаются люди, ведущие в поводу навьюченных мулов, услышал усталый говор, фырканье животных, погромыхивание тележек. Звуки наполнили и ошеломили меня. Я обрадовался и в то же время почувствовал себя неуютно, привыкнув к костру и часам ожидания.
Интересно, кто из них Марк? Ну, это легко, нужно лишь дождаться, кому Мика бросится на шею. Я повернулся, чтобы пошутить насчёт его нетерпения и любви к учителю, но мальчишка пропал. Как я ни вертел головой, его не было нигде. Между тем, меня заметили. Грузный и в то же время мускулистый бородач, шедший во главе поезда, приблизился ко мне и, осветив с ног до головы фонарём, за стеклом которого, как мне показалось, копошились те же светлячки, что и в озере, только жёлтые, сказал густым хриплым басом:
— И тебе не хворать, мил человек.
Я смущённо поздоровался в ответ.
— Ну, с тобой мы ещё разберёмся, а вот где этот сорванец?
Мне оставалось только пожать плечами:
— Минуту назад был тут.
Процессия медленно шествовала мимо нас, оглушая звуками, обдавая запахами, ослепляя огнями и красками, словно восточный караван, хотя на самом деле всё у них было скромно, приглушённо, утомлённо-печально.
Марк внимательнее рассмотрел моё платье — точнее, то, что от него осталось, — и громовым голосом потребовал:
— Мика! Паршивец!
Я заметил, что люди тихо засмеялись, не поднимая головы. Что-то не видно среди них женщин…
— Боюсь предположить, как он с вами тут обошёлся, — сказал мне Марк, сверкая глазищами. — И чем кормил… Впрочем… Какие могут быть сомнения — всё и так ясно! Мика! Предстать передо мной сей же час!
— Да вон он! — крикнул кто-то.
Поезд повернул прочь от костра, что, признаюсь, меня удивило, и в свете фонарей я рассмотрел что-то вроде круглых глинобитных домишек. Да там была целая деревня, о которой я не имел ни малейшего понятия, сидя у костра и переживая из-за тёмной пустоты за спиной!
Из-за одной хибары на мгновение показалось чумазое лицо.
— Ты опять ни разу не умылся, пока нас не было? — загрохотал Марк и направился в ту сторону большими шагами. — Это что такое! А ну-ка быстро!
— Пойдёмте, господин, — посмеиваясь, обратился ко мне один из прибывших. — Подберём вам чистое платье, помоетесь, покушаете как следует. Мика — известный озорник. Давно вы тут?
— Да дня три, — ответил я, рассматривая его худое морщинистое лицо с густыми острыми усами.
— Ну, ничего, ничего… А с костюмчиком этим вам лучше расстаться, — сказал мужчина, потрогав оборванную розочку на лацкане моего сюртука, которая давно превратилась в серую тряпку. — Ненужные воспоминания, ох-ох-ох.
Покачав головой, он направился к деревне вслед за всеми, где уже кипела работа: мулов освобождали от тюков и тележек, люди сновали между домами, входили и выходили. Все приветливо здоровались со мной, женщин по-прежнему не было видно. Я погладил одного из мулов по чёрной жёсткой гриве, он понюхал мою руку, фыркнул и отвернулся.
Лукаш — так звали моего провожатого — отвёл меня в один из дальних домиков, раздел и усадил в небольшую ванну из глины. Каким-то чудом в ней оказалась необычайно приятная для кожи горячая вода.