— Поплескайтесь пока, — сказал он. — А я схожу посмотрю, как бы Марк не сломал нашего проказника. Он ему сейчас такую головомойку устраивает!
Я расслабился и закрыл глаза, испытывая неземное блаженство. Мне даже не хотелось спрашивать, откуда здесь такие удобства. Но любопытство пересилило, и я постарался рассмотреть, куда попал.
Это была крошечная лачуга из одной комнаты с круглой, сужающейся крышей. В тусклом свете маленькой лампы я увидел зеленовато-бурые стены, ряд шкафов и тумбочек, скромную утварь. Не было ни кровати, ни столов со стульями. Наверное, дом для омовений, решил я. Вместо двери висела шкура какого-то животного.
Продолжая хихикать, вернулся Лукаш.
— Ну, как вам наши горячие источники? — спросил он. — А насчёт вашего товарища не беспокойтесь, будет в лучшем виде!
Он порылся в шкафчиках, всыпал что-то в воду и принялся растирать мою спину, руки, грудь, приговаривая какие-то невразумительные прибаутки в рифму. Мне было и больно, и спокойно в одно и то же время. Когда он закончил, я облачился в платье из мягкой ткани, которое было сшито как будто нарочно для меня и приятно пахло чистотой.
— Вы уж меня, старика, простите, — сказал Лукаш, — но то, в чём вы прибыли, мы сожгли. Так уж у нас заведено.
От этого известия сердце моё заныло, ведь мой дорогой наряд связывал меня с Мари, с теми днями, когда мы ещё были вместе, но вместе с тем я не мог не признать, что после изрядной порции извёстки с потолка, последующего путешествия по узкому лазу и нескольких ночей на грязном полу пещеры костюм был безнадёжно испорчен. Кроме того, я напомнил себе о намерении изучать традиции нового для себя общества. Итак, они избавляются от одежды, в которой прибыли сюда. Видимо, она напоминает им об их позорном отречении от возлюбленной под пристальным взглядом ведьма. Ну, и я пока не буду выпячивать свою уникальность.
Лукаш проводил меня в соседний дом, где я поместился у стола на широкой лавке между другими людьми. Они сжимали меня своими могучими плечами, и это было мне отчего-то даже приятно. Мы пили сладкий чай с мясным пирогом на тканой скатерти в красную клеточку под яркой лампой, свисавшей с потолка. Повар, одетый по всей форме, время от времени убирал со стола пустые плетёные корзинки, и они возвращались, наполненные громадными дымящимися кусками. Крупно наколотый сахар, мята, кипяток — всего было вдоволь. Никто не стеснялся и никого не били по рукам. Я только дивился, откуда всё взялось! Неужели привезли с собой? А когда успели приготовить? И если их запасы всё это время хранились здесь, почему Мика от меня их утаил? Впрочем, что взять с мальчика, который швыряется песком в лицо...
Мои соседи быстро закончили, и их место заняли другие. Разговоров не было, все ели деловито, споро, но не спеша. «Всему своё время, — как бы говорили они, — отдыхать будем потом». Я насытился очень быстро, но не спешил уходить. Да что там не спешил — никакая сила не смогла бы выдернуть меня из-за этого стола! Так и раскис бы, наверное, но на моё плечо опустилась тяжёлая дружеская рука, и один из работников велел мне следовать за ним к Марку.
Что ж, лучшего повода подняться нельзя было вообразить! Я с радостью подумал, что меня ждёт новое удовольствие — объяснение всех непонятностей этого пока ещё нового для меня мира. По деревне, где люди устраивались, не покладая рук, мы прошли к самому большому дому — в два этажа. Мне показали путь в заднюю комнату, где в полумраке за большим и толстым столом сидел огромный Марк с чашкой чаю величиной в три его кулака. Он указал мне на лавку у стены, и я скромно сел. Из-за его спины выглядывал непривычно чистый и даже причёсанный Мика с нежно-розовыми щёчками.
— Ну что ж, мил человек, — сказал Марк грозно. — Сказывай с самого начала да по порядку!
Я кротко поведал ему, как всё было на самом деле.
— Не отрёкся, значит, — подытожил Марк и, повернувшись, выразительно взглянул на Мику, сновавшего позади.
— Упрямствует! — отчеканил Мика.
— Хотите, руку в огонь суну? — поспешил я.
— И что это докажет? — насмешливо возразил бородач, поднялся, снял заслонку с глиняной печи и сам положил в огонь свою лапищу. Я оторопел. Пламя жадно лизало её, не причиняя никакого вреда. Не занялся ни один волосок.
— Это и мы умеем, — выдохнул Марк, полновесно опускаясь обратно.
— Но я-то не умею, — пролепетал я. — Я-то сгорю, мне будет больно, я буду страдать и, собственно, вся суть моего предложения сводится к тому, что…
— Ладно! — стукнул чашкой Марк. — Это потом! Что за вопросы?